И.Р. АТНАГУЛОВ

К ВОПРОСУ ОБ ЭТНИЧЕСКОЙ СПЕЦИФИКЕ НАГАЙБАКОВ

Группа крещеных татар-казаков, носящая название “нагайбаки”, на сегодняшний день локализована в двух района Челябинской области – Чебаркульском и Нагайбакском. Согласно материалам переписи 1989 года их численность составляет 11,2 тыс. человек. Несмотря на то, что в документах они были зафиксированы как татары, абсолютное большинство нагайбаков на момент последней переписи обладало четко выраженным самосознанием, закрепленном в этнониме “нагайбэклэр”.

Энциклопедия “Народы России” определяет их как этнографическую группу (субэтнос) крещеных татар Волго-Уральского региона. Там же дается ссылка на мнение отдельных исследователей о том, что нагайбаков можно считать хотя и близким к татарам, но самостоятельным этносом1.

Проблема этнической принадлежности нагайбаков на сегодняшний день остается окончательно не решенной, а потому требует к себе особого внимания. В данной статье сделана попытка анализа имеющихся на сегодняшний день литературных данных и собственных наблюдений автора в связи с указанной проблемой.

Впервые этноним “нагайбаки” как самоназвание становится известным с середины XIX в. К этому времени, а точнее в 1842 г., они были переселены на территорию современного проживания (бывш. Верхнеуральский и Троицкий уезды Оренбургской губернии) в связи с изменением границ и созданием крепостей и казачьих поселков на “новой Оренбургской линии”. До этого времени предки нагайбаков проживали в Бакалинском и Белебеевском уездах Уфимской губернии предположительно начиная с 50-х годов XVI столетия и фигурировали там под названиями “новокрещеных казаков”, “новокрещеных тептярей”, “тептярей”, “старокрещеных татар”.

После падения Казанского ханства в 1552 г., часть татар принявших крещение, была переселена на эти земли. Вот как об этом пишет В.Н. Витевский: “Нагайбаки во многом напоминают собою Казанских крещеных татар, которые едва ли не первые положили начало их происхождению. Среди самих нагайбаков доселе сохранилось предание, что они потомки арских татар, окрещеных Грозным, по завоевании Казани, будто бы насильно. В числе крестившихся были и татарские мурзы, которые удалились в теперешнюю Уфимскую губернию и поселились в селе Бакалах и в деревне Нагайбак”2. Название последней происходит от имени башкира Нагайбака, у которого в районе реки Ик (приток Камы) было кочевье. В конце XVII в. здесь появляется одноименная деревня, а в 1736 г. она переименовывается в Нагайбакскую крепость. Там же предки нагайбаков за неучастие в башкирских восстаниях 1732–1740 гг. “зачислены в казаки на основании Высочайшего указа, данного на имя статского советника Кириллова 11 февраля 1736 г. До 1736 г. нагайбаки платили ясак в казну и особый оброк башкирам за земли которыми они пользовались. В этом году статский советник Кириллов на основании вышеприведенного указа “от взыскания с них ясака освободил а оброчные земли отдал в их собственное владение на 50 верст во все стороны от их места жительства. Затем правительство обязало их отправлять казачью службу наравне с прочими казаками Оренбургского края”3. Возможно, что название “нагайбаки” до середины XIX в. имело не этнонимический, а скорее топонимический смысл, и применялось в качестве обозначения локальной этносословной группы крещеных татар-казаков.

В XIX в. среди нагайбаков встречалось и другое толкование происхождения слова “нагайбак”. Собственно употреблять слово “нагайбак” не вполне верно. Нужно бы “нугайбак”, как и сами нагайбаки именуют себя на своем наречии. Дед наш разъяснял, что “нугайбак” – слово киргизское, происходит от слова “нугай” – татарин и “бак” – сокращенное слово от “бакмак” – пасти или управлять. Итак слово “нагайбак” в буквальном переводе на русский язык должно значить – “татарское управление”. А это допустимо, потому что “киргизы живя в недалеком соседстве с нашими предками, местное их управление могли назвать сокращенным именем “нугайбак”4, – пишет Ф. Альметев – священник из нагайбаков.

Между тем существует еще одна версия происхождения этого этнонима. Согласно этой версии слово “нагайбак” восходит к XVI в. и напрямую связан с Ногайской Ордой (ногай-бэк, т. е. ногайский князь). Этому не противоречит гипотеза о происхождении нагайбаков от “арских татар”, в число которых, согласно преданию, влилось несколько сот ногайских воинов – охранников Суйембикэ – жены Казанского хана Жангарея. После падения Казани арские татары были крещены и переселены на территорию Башкирии.

Эта гипотеза подтверждается документом, который приводит Е.А. Бектеева: “Казань взята царем Иоанном Васильевичем Грозным 1-го октября 1552 года, тогда и ногаи окрестились, записались в подушный оклад и переселились на свободные башкирские земли в Уфимской губернии, где ныне Мензелинский и Белебеевский уезды”5.

Не отбрасывая гипотезу об участии ногайского компонента в этногенезе данной группы, следует отметить, что большинство исследователей связывают происхождение этнонима “нагайбак” с названием места первоначального формирования их предков – Нагайбакской крепости. Кстати бакалинская часть этой группы после переселения в Троицкий уезд сохранила в качестве самоназвания этноним “бакалы”.

По-видимому, процесс формирования нагайбаков, а вместе с тем и становление собственного самосознания шли постепенно. На протяжении XVIII и в первые десятилетия XIX века на территории Белебеевского уезда Уфимской губернии происходили сложные процессы этнических контактов между крещеными татарами-казаками, тептярями и некоторыми группами финно-угорского происхождения. Кроме того, в середине XVIII века в состав нагайбаков влилось несколько десятков крещеных “азиатцев”, бежавших из киргиз-кайсацкого плена. В их число входили: “персиян сорок пять, аравитян двенадцать, бухарцев три, каракалпак два...”. Всего около семидесяти человек “которые по определению Оренбургской канцелярии селятся на назначенных им местах в Уфимской провинции, около Нагайбакской крепости, между тамошними новокрещеными”6. К 1842 году на этой территории сформировалась самобытная локальная группировка казаков на основе различных этнических элементов. Общими для них были сословная принадлежность (служба в составе Оренбургского казачьего войска) и конфессиональная (принадлежность к православному христианству). Здесь следует отметить, что в составе Оренбургских казаков были также и татары-мусульмане. Поскольку ведущим элементом в этногенезе нагайбаков был поволжско-татарский (ногайско-кыпчакский), язык их представлял собой говор в составе среднего диалекта татарского языка, каковым и является до сих пор и имеет сходные черты с говорами кряшен других областей Волго-Уралья.

После 1842 года судьба нагайбаков резко изменилась. В соответствии с Высочайшим Повелением Николая I они были расселены на территории Верхнеуральского и Троицкого уездов Оренбургской губернии, о чем уже было сказано в данной статье. Ими были основаны станицы Кассель, Остроленка, Фершампенуаз, Париж, Требия, Арси, Куликовский, Краснокаменск, также они были поселены в селениях Варламово, Попово, Ключевская и др. Согласно того же документа, другая часть нагайбаков была переведена в Оренбургский уезд и расселена в казачьих поселках Неженский, Ильинский, Подгорный Гирьял и Ала-Байтал. Последняя группа, попав в близкое соседство татар-мусульман (в том числе казаков) к началу XX века окончательно с ними сблизилась и отпала от христианства. Этому также способствовали изменения в религиозной политике государства и активизация мусульманского духовенства.

В Верхнеуральском и Троицком уездах они были расселены в основном среди русских и крещеных калмыков. Соседство с башкирами не привело к сближению с ними, напротив источники XIX века свидетельствуют о том, что нагайбаки и башкиры находились в оппозиции друг к другу. Возможно это объясняется тем, что последние сохранили в своей памяти участие нагайбаков в подавлении башкирских восстаний. Е.А. Бектеева отмечает, что и сами нагайбаки относились к башкирам “с пренебрежением”. “К русским казаки относятся с уважением, не считая однако себя ниже их. А первые, в свою очередь, смотрят на нагайбаков свысока”7. Поэтому на территории Верхнеуральского уезда не происходило сколько-нибудь заметной ассимиляции нагайбаков и именно на этой территории во второй половине XIX века сформировалась самобытная группа казаков, имеющая собственную этническую окраску и привлекающая внимание историков, этнографов и краеведов.

Попав в совершенно иные (природно-географические и социально-экономические) условия в изоляции от основного массива казанских татар они стали постепенно обособляться от последних. В.Н. Витевский отмечает этот факт следующим образом: “ В прежнее время, когда нагайбаки жили в Белебеевском уезде, они имели смешанные браки с тамошними крещеными татарами не казачьего сословия. Переселившись в Верхнеуральский уезд, они около 20 лет поддерживали почти постоянные сношения с белебеевскими крещеными татарами; но, лет 14 тому назад, сношения эти прекратились, вследствие смерти родственных семей между теми и другими. Бывая раньше на службе в Казани, нагайбаки-казаки входили в близкие отношения и с казанскими крещеными татарами; но с отменой таких командировок сношения эти также прекратились”8.

Довольно длительная, социальная с 1736 года, а затем и территориальная с 1842 года, обособленность нагайбаков обусловила появление ряда специфических черт в материальной и духовной культуре.

В целом хозяйственная деятельность нагайбаков представляла собой вид пашенного земледелия. Переселившись на слабозаселенные башкирские и казахские земли они продолжали заниматься традиционной хозяйственной деятельностью, имея при этом большие площади под посевы. Достигнув совершеннолетнего возраста нагайбак на правах казака получал от 21–24 до 30 десятин земли. При этом довольно большая часть земель оставалась не освоенной. “Для посева землю не удобряют, искусственного орошения не производится: “Бог не даст урожая, так ничто не поможет”, – рассуждает нагайбак, вследствие чего нередко гибнет хлеб от засухи, кобылки; ранние морозы, которые начинаются здесь с 15 августа, также немало способствуют этому. Огородничество за малым исключением не развито. Войсковое начальство взяло теперь на себя труд ввести последнее. О садоводстве не имеют понятия, да оно и бесполезно при здешнем суровом климате”9. Земледелие представляло собой смешанную залежно – паровую систему. Обычно пашню распахивали 2–3 года, затем оставляли в залежь на 4–5 и более лет. Более засушливый степной климат внес изменения в способ посева: сеяли по прошлогодней стерне, запахивали зерно и боронили. Этот прием способствовал сохранению зимней влаги в почве. Основными культурами были пшеница, овес, ячмень и полба. Озимая рожь, ввиду особенностей местного климата, была распространена слабо. Пахотные орудия в основном соответствовали казанско-татарским. Отмечалось отсутствие сохи – орудия, широко распространенного в Среднем Поволжье.

С изменением области проживания увеличился удельный вес животноводства в хозяйстве нагайбаков. Появились элементы полукочевого скотоводства. Состоятельные казаки занимались пчеловодством, при том что другие группы татар Урала это не практиковали. Была развита охота, сохранявшая черты лесных традиций. В отличие от кряшен и татар Среднего Поволжья у нагайбаков почти не развивались отходнические и кустарные промыслы.

В годовом цикле общественных обрядов и праздников также имеется ряд самобытных черт. Как и другие группы крещеных татар нагайбаки встречают начало нового года святочными играми (нардуган). Характерной особенностью нагайбакского нардугана является исключительно молодежный состав участников игрищ. Праздновался он не так долго, как у других христиан, но с особой яркостью и обилием театрализованных представлений. Накануне Нового года девушки занимались всевозможными гаданиями.

Широко празднуется масленица (май чабу). Последние два дня масленичной недели превращались во всеобщие гуляния и игры на улице, сопровождающиеся катанием с гор, на лошадях и др. Для большего веселья иногда запрягали корову или большого хряка. В течение дня принято ходить друг к другу в гости.

В день Вербного воскресенья (бэрмэнчек боткасы – вербная каша) казаки – юноши отправлялись верхом на конях в лес за ветками вербы. В некоторых селениях варили “вербную кашу” сообща в специально отведенном для этого месте и угощали всех.

Празднование Пасхи (Оло кон – Великий день) сопровождалось различными состязаниями, подобными сабантую. Особой популярностью пользовались скачки и джигитовка10.

Начиная с посевной и до конца лета вплоть до конца XIX – начало XX в. встречались обряды связанные с сельскохозяйственной деятельностью Для лучшего урожая во время сева в землю закапывали кусок хлеба и яйцо. В случае угрозы засухи проводили общественное моление (чук иту), варили кашу и обливали друг друга водой. Иногда в подобных случаях совершался обряд жертвоприношения (корман). Подобный обряд был замечен Е.А. Бектеевой: “Из обычаев, утративших свою самобытность, у здешних казаков сохранился только один: празднование “курбан-байрама”. В этот день нагайбаки ездят в поле и совершают там нечто вроде жертвоприношения. Для этого в поле приглашается татарин, который продолжительное время читает молитвы и закалывает барана. Затем, это жертвенное мясо варят в котлах и съедают. Все это делается незаметным образом от русских. Сюда же приглашается священник служить молебен. Татарин же колет барана, приехав на место еще накануне, и, сделав свое дело, поспешно уезжает, а потому некоторые гости из русских и не подозревают всего происшедшего”11. До начала нашего столетия в быту нагайбаков сохранялись остатки языческих представлений. Вот как об этом пишет В.Н. Витевский: “В религиозном быту нагайбаков заметна смесь понятий языческих с христианскими: они носят на своей груди крест, но за стол садятся не молясь; соблюдают воскресные и праздничные дни, посещают, хотя и не часто, храм Божий, исполняют многие христианские обряды, и в то же время не соблюдают постов, установленных св. Церковью. Нагайбаки верят в кереметь, в существование леших, домовых и тому подобных темных сил, унаследованных от языческой поры; для умилостивления их каждый домохозяин варит в честь их кашу раз в год и большей частью зимой. В болезнях нагайбаки чаще обращаются к знахарям, по убеждению которых болезни людей и скота происходят от прикосновения домового или умершего родственника”12.

В источниках XIX в. неоднократно упоминается о слабом внимании нагайбаков к православному вероучению. “Отдаленность Нагайбацкой крепости от Уфы и Оренбурга и русских селений, а также и недостаток духовного влияния на крещеных нагайбаков были главной причиной того, что нагайбаки-христиане почти ничем не отличались от иноверцев, будучи христианами только по имени”13. “В одном из отдаленных пунктов Оренбургской епархии обитают т. н. нагайбаки-старокрещенные..., а образом жизни и обычаями походят более на магометан, чем на христиан”14. Крещение предков нагайбаков было поспешным и носило формальный характер. Более того, после переселения в Зауралье они оказались оторванными от остальных крещеных татар. С русскими же нагайбаки не вступали в тесные контакты. Служба во всех православных храмах велась исключительно на русском языке. Поскольку абсолютное большинство нагайбаков русским не владело, то содержание проповедей и религиозной литературы им было неизвестно. “Мало что интересовало нагайбака в церкви; бывали они в ней лишь кое-когда и то по нужде: окрестить ребенка, отпеть похороненного уж покойника, повенчать брак и перед поступлением на службу принимать присягу. И чуть ли не в исполнении этих четырех обязанностей и заключалось у нагайбак исповедание христианской веры”15. Вместе с тем волна отпадения крещеных татар от православия в ислам, наблюдавшаяся на протяжении всего XIX в. и особенно усилившаяся в нач. XX в., за небольшим исключением нагайбаков не затронула. Это можно объяснить тем, что большая часть нагайбакских селений находилась вдали от влияния мусульманского духовенства. К началу ХХ в. успели отпасть только нагайбаки Оренбургского уезда, находившиеся в плотном окружении татар-мусульман и несколько семей в Верхнеуральском уезде, работавших на золотых приисках у купца-мусульманина Рамеева. Не последнюю роль играло осознание сословной принадлежности. “Присяга, принимаемая на верность службы Православному царю и св. Руси, по обряду православной церкви казаками-нагайбаками чтится как величайшая святыня. Гордость казака-нагайбака, что он верноподданный Православного Русского Государя, почему патриотические чувства и заставляли его именоваться исповедником той именно религии в коей пребывает обожаемый им Монарх”16. Во второй половине XIX в. Оренбургская епархия начала проявлять озабоченность по поводу духовного состояния нагайбаков. В связи с массовыми случаями отпадения крещеных татар были предприняты меры по укреплению православного духа в среде нагайбаков. В связи с этим была организована подготовка священнослужителей из числа татар и издание религиозной литературы на татарском языке. “В 1880 году нагайбаки впервые услышали, наконец, богослужение на татарском языке. Интерес религиозный между ними возбудился. Около этого же времени в школах и всюду стали являться в большом количестве священные книги, переведенные на татарский язык профессором казанской духовной академии Ильминским. Священниками теперь состоят уроженцы из нагайбаков и в местном населении пользуются большим уважением.”17. Укрепление в православии и окончательное усвоение ими особого этнонима еще больше отделило нагайбаков от казанских татар.

Таким образом, в этнической истории нагайбаков можно выделить два этапа. На первом этапе произошла христианизация предков нагайбаков из числа арских татар с последующим переселением на территорию Башкирии и определением в казачье сословие. В это же время происходила инкорпорация иноэтничных элементов. Скорее всего можно говорить о существовании в то время на территории Белебеевского уезда различных этнических групп, имеющих общую сословную и конфессиональную принадлежность. По названию крепости в которой они были расселены их называли “нагайбацкими казаками”. В.Н. Витевский, один из первых исследователей нагайбаков, пишет, что “нагайбаками назывались выходцы из киргизского плена, селившиеся в окрестностях Нагайбацкой крепости и представлявшие, по выражению поэта, самую разнообразную “смесь одежд и лиц, племен, наречий, состояний”18. Думается, что в этом нет преувеличения. Эта группа формировалась в определенных климатических и социальных условиях и определяющие черты хозяйства и культуры нагайбаков складывались подобно тому, как это происходило и у других народов Волго-Камья. К середине XIX в. эта “разнообразная смесь” окончательно консолидировалась.

Начало второго этапа связано с территориальным обособлением, которое привело к некоторым изменениям в хозяйстве и материальной культуре, а также окончательному закреплению названия “нагайбак” в качестве этнонима. Несмотря на то что в народной памяти сохранялась легенда о казанско-татарском происхождении, к началу ХХ в. нагайбаки Верхнеуральского уезда совершенно четко противопоставляли себя остальным татарам.

С ликвидацией казачества как сословия они не утратили своего этнического своеобразия. Вплоть до 1939 года материалы переписей сообщают о существовании нагайбаков как отдельного народа. В паспортах в графе “национальность” имелась соответствующая запись. После причисления их к татарскому этносу они продолжали ощущать свою особую национальную окраску.

В последние годы на волне позитивной тенденции роста национального самосознания этнических меньшинств России нагайбаки еще активнее взялись за сохранение и пропаганду своей культуры. В районе открыт историко-краеведческий музей, имеются несколько фольклорных ансамблей. Появляются и научные публикации по истории и культуре нагайбаков.

В начале 90-х годов нагайбакам было возвращено их прежнее имя и дан официальный статус малочисленного народа. Нагайбаки Челябинской области поддерживают культурные контакты с кряшеными Татарстана и Башкортостана. Подобная тенденция к сближению с другими группами крещеных татар дает основание предположить, что процесс этнического становления нагайбаков не завершен и, возможно, идет по пути консолидации с другими группами. Вместе с тем материалы полевых исследований последних лет свидетельствуют о сохранении современными нагайбаками специфических этнических черт. Большую определенность внесут дальнейшие исследования.

Примечания

1 Народы России / Под. Ред. В.А. Тишкова. – М., 1994. – C. 238.

2 Витевский В.Н. Нагайбаки Верхнеуральского уезда Оренбургской губернии // Волжско-Камское слово, №72. – Самара, 1882.

3 Бектеева Е.А. Нагайбаки (крещеные татары Оренбургской губернии // Живая старина, вып. 1–2. – СПб, 1902. – С. 165–166.

4 Альметев Ф.А. Этнографическая заметка. “Нагайбаки” // Оренбургские епархиальные ведомости. № 49. – Оренбург, 1911. – С. 1097–1099.

5 Бектеева Е.А. Нагайбаки // Живая старина. Вып. 1–2. – СПб., 1902. – С. 165.

6 Рычков П.И. Топография Оренбургской губернии: Соч. П.И. Рычкова 1762 г. – Оренбург, 1887. – С. 136–137.

7 Бектеева Е.А. Нагайбаки. – С. 180.

8 Витевский В.Н. Нагайбаки // Волжско-Камское слово. №72. – Самара, 1882.

9 Бектеева Е.А. Нагайбаки. – С. 169.

10 Подробнее о хозяйственной культуре и праздниках нагайбаков см.: Нагайбаки / Отв. ред. Д.М. Исхаков. – Казань, 1995.

11 Бектеева Е.А. Нагайбаки. – С. 180–181.

12 Витевский В.Н. Нагайбаки.

13 Витевский В.Н. И.И. Неплюев и Оренбургский край в прежнем его составе до 1758 г. – Казань, 1897. – С. 441.

14 Оренбургские епархиальные ведомости. 1876. – №10. – С. 350–351.

15 Оренбургские епархиальные ведомости. 1912. – №32–33.

16 Там же. – С. 651.

17 Бектеева Е.А. Нагайбаки. – С. 178.

18 Витевский В.Н. И.И.Неплюев и Оренбургский край... – С. 439.

© 1998 г. Институт археологии и этнографии СО РАН, Новосибирск