В.Д.КУБАРЕВ

ПОГРЕБЕНИЕ РАННЕСКИФСКОГО ВРЕМЕНИ НА РЕКЕ КАРАКОЛ

Летом 1985 г. при возведении мемориала в с.Каракол земляными работами были частично разрушены насыпи двух каменных курганов. Оба памятника доследованы Восточноалтайским отрядом Североазиатской экспедиции ИАиЭ СО РАН. Материалы афанасьевского кургана №2 с впускными погребениями каракольской культуры уже опубликованы, тогда как результаты раскопок кургана №1 длительное время оставались неизвестными археологам.

Исследованный курган находился в нескольких метрах от Чуйского тракта (624 км) и в 30–40 м на север от кургана №2 [11, с.9, рис.3]. Насыпь, высотой не более 20–30 см над дневной поверхностью, была почти полностью разрушена. Но в северной части сохранилось несколько плит и крупных камней от кольцевидной ограды, которые позволили восстановить конструкцию и размеры насыпи (диаметр 13 м). При зачистке древней поверхности, в юго–западном секторе найдено несколько костей какого–то парнокопытного животного. Рядом с ним обнаружено пятно могильной ямы, несколько смещенное к западу от центра насыпи кургана. Яма, подпрямоугольной в плане формы, имела размеры 310х230х190 см и ориентирована длинной осью по линии северюг. В заполнении из сильного гумусированного песка часто встречались камни, крупные плиты, обломки дерева, угля, а на глубине 80 см – обломки челюсти человека.

На глубине 110–130 см обнаружен каменный ящик, сооруженный из поставленных на ребро плит (рис.1). Он первоначально был перекрыт 56 плитами в поперечном направлении (т.е. с востока на запад). Пространство между стенками могильной ямы и плитами каменного ящика оказалось забутовано валунами и глыбами рваного камня. Погребальное сооружение (270х140х80 см) было полностью заполнено могильным грунтом. На его дне разрозненные кости одного человека, по расположению которых можно предположить северную ориентацию погребенного.

Находки: каменный оселок (рис.2.I), бронзовые пронизи–пуговицы (рис.2.5–6); в центре ящика две костяные обоймы (рис.2.7–8) и рядом с ними кабаний клык (рис.2.4). Обломок железного ножа (рис.2.3) обнаружен у основания восточной плиты. Вдоль этих же плит восточной стенки ящика находились железная поясная обойма (рис.2.2) и костяной стержень (рис.2.9). Точно такой же по форме предмет неизвестного назначения (рис.2.10) лежал и среди костей человека. В центральной части ящика зольное пятно (мощностью 4–5 см) с углями и мелкими кальцинированными костями животных. В юго–западном углу ямы, на глубине 135–170 см, найдены бронзовые детали уздечного комплекта (рис.2.11–21). Общее число находок более 70–ти.

Погребальный инвентарь представлен малым числом находок, однако, несколько неожиданных для курганов маэмирского круга. Прежде всего это относится к железным предметам (поясная обойма и обломок ножа), впервые найденным в раннескифских погребениях Алтая. Они уже характерны для следующего пазырыкского этапа древних кочевников и являются хронологическим индикатором, позволяющим датировать погребение из Каракола VI в. до н.э. Именно в это время первые железистые изделия появляются на Алтае [12, c.12]. Другая необычная находка – два костяных стержня неизвестного назначения. Очевидно, они склеивались. Одна сторона их плоская, с насечками, а другая полукруглая и гладкая. Предметы напоминают накладки сложно–составного лука, но это лишь предположение. Обломанный плоский оселок из черного камня в верхней части имеет отверстие для подвешивания. Подобные оселки, или, как еще их называют, точильные камни, вполне обычны для раннескифских погребений Евразии. Погребение в Караколе сближает с одновременными памятниками Маэмира, Курту, Чиликты, Бесшатыра и Аржана и отсутствие в нем керамической посуды.

Оригинальной находкой в погребении из Каракола можно назвать комплект узды. На всем протяжении начального этапа периода древних кочевников конструкция узды постоянно видоизменялась. Вырабатывались оптимальные формы удил и псалиев, позволяющих легче управлять конем. Эволюция раннескифской узды Саяно–Алтая представлена 7–ю типами удил и 11–ю типами псалиев [5, c.11–12]. Один из таких этапов развития узды демонстрируют и каракольские находки. Y–образные псалии считаются редкими раритетами1, применявшимися не более полувека [4, c.151–155]. Вероятно, уже в VI в. до н.э. они исчезают, как неудачное изобретение, затем забытое и мало повлиявшее на эволюцию скифской узды. Может быть, поэтому схема крепления стремячковидных удил и Y–образных псалий в узде предполагает два варианта [4, c.153–154, рис.1 и 2; 9, с.100–101, рис.2 и 2.3; 14, с.262, рис.1 и 4].

Удила из Каракола и Вакулихи имеют большое сходство с алдыбельскими в Туве [7, c.25]. Стремячковидные окончания у тех и других более удлиненные, чем у алтайских и казахстанских экземпляров. Наверное, они занимают промежуточное положение между удилами с дополнительными отверстиями и типичными (короткими) стремячковидными. Сходство с тувинскими комплектами узды наблюдается и в одинаковом с каракольским украшением головы стилизованной птицы. Точно такое же украшение есть и в одном из комплектов узды из Вакулихи. Высказанное В.Б.Бородаевым предположение о миграции древних кочевников в восточном направлении из северо–западных предгорий Алтая в верховья Енисея нужно поддержать. Тем более что ранние “клады”, включающие принадлежности конского снаряжения, известны в Восточном Семиречье [3, c.38–63], в Северо–Восточном Прибалхашье [10, c.128, рис.1], в Майэмирской степи [1, c.56–61, рис.29] и у с.Камышинки [2, c.77]. Они так же, как алтайские и тувинские, связаны с погребально–ритуальными памятниками, конструктивные особенности которых мало различаются между собой. В основном это каменные ящики или “цисты”, устроенные на поверхности земли и в неглубоких ямах. Конь, его “шкура” или комплект узды на раннем этапе находились либо в отдельных выкладках, на покрытии каменных ящиков (обычно в ногах погребенного), либо на краю могильных ям. Несомненно важную роль в погребальной обрядности кайэмирцев играл огонь. Остатки костра с костями животных в погребении Каракола характерная деталь обряда, отмеченная также в Коксу, Сентелеке, Солонечном Белке, в “кладах” Вакулихи и Котанэмеля. Позднее на Алтае появляются захоронения коня в одной яме с человеком, помещенном в подбое [1, c.24–26; 8, c.172, рис.2; 9, с.99]. Но даже в этот период, когда уже почти сложился пазырыкский погребальный канон, ориентация людей и лошадей настолько вариабельны, что не дают возможности отнести их к какой–либо одной культуре. Например, погребения под Солонечным Белком и в Сентелеке близки отдельными чертами обряда (подбой в могильной яме для человека, вытянутое положение, на спине, ориентация на север, подхоронение лошади и овцы) погребениям в курганах тасмолинской культуры соседнего Казахстана. В ритуале тасмолинцев существовал также обычай помещать в ногах погребенного коня с уздой [6, c.132–133]. Этот характерный элемент обряда весьма созвучен каракольскому, когда узда была размещена за южной стенкой каменного ящика, т.е. практически в ногах покойного. Другие компоненты погребальной обрядности древних кочевников Алтая в VIII–VI вв. до н.э. также неустойчивы и разнообразны. Поэтому выделение майэмирских погребений в отдельную культуру [13] вряд ли целесообразно.

В заключение следует сказать, что все доводы и аналогии, приведенные автором для обоснования даты сооружения кургана в Караколе, в настоящее время подтверждены радиоуглеродной датой ГИН 2400 + – 50 или 570 г. до н.э.

ПРИМЕЧАНИЕ

1. В сводке, приведенной В.Б.Бородаевым, указано 13 комплектов узды с V–образными псалиями, найденных в 12 пунктах. Почти половина их приходится на микрорайон у г.Змеиногорска, вторая половина происходит из Тувы (Улуг–Хем, Алды–Бель). Два комплекта найдены на Алтае (Солонечный Белок и Каракол) и один – в предгорьях между селами Быстрянка и Суртайское. К ним следует добавить еще один уздечный комплект из могильника Машенка–1 (Чарышский р–он), исследованного М.А.Деминым и П.И.Шульгой в 1992 г.

ЛИТЕРАТУРА

1. Адрианов А.В. К археологии Западного Алтая. Вып. 62. – Петроград: ИАК, 1916. – 94 с.

2. Арсланова Ф.Х. Новые материалы VIIIVI вв. до н.э. из Восточного Казахстана// Бронзовый и железный век Сибири. – Новосибирск: Наука, 1974. – С.77–83.

3. Акишев К.А., Акишев А.К. Проблема хронологии раннего этапа сакской культуры// Археологические памятники Казахстана. – Алма–Ата, 1976. – С.38–64.

4. Бродаев В.Б. Местонахождение Вакулиха–1// Охрана и изучение культурного наследия Алтая. – Ч.1. – Барнаул: АГУ, 1993. – С.150–155.

5. Боковенко Н.А. Начальный этап культуры ранних кочевников Саяно–Алтая: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. – Л.: ЛОИА АН СССР, 1986. – 24 с.

6. Вишневская О.А. Центральный Казахстан. Степная полоса Азиатской части СССР в скифо–сарматское время// Археология СССР. – М.: Наука, 1992. – С.130–140.

7. Грач А.Д. Древние кочевники в центре Азии. – М.: Наука, 1980. – 256 с.

8. Демин М.А., Гельмель Ю.И. Курганное погребение раннескифского времени из Горного Алтая// Вопросы археологии Алтая и Западной Сибири эпохи металла. – Барнаул: БГТИ, 1992. – С.28–34.

9. Демин М.А., Шульга П.И. Работы в районе р.Сентелек// Сохранение и изучение культурного наследия алтайского края. – Вып.V. – Ч.2. – Барнаул: АГУ, 1995. – С.91–97.

10. Кадырбаев М.К. Курганы Котанэмеля// Первобытная археология Сибири. – Л.: Наука, 1975. – С.127–132.

11.      Кубарев В.Д. Древние росписи Каракола. – Новосибирск: Наука, 1988. – 172 с.

12. Марсадолов Л.С. Хронология курганов Алтая: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. – Л.: ЛГУ, 1985. – 16 с.

13. Могильников В.А. Некоторые аспекты этнокультурного развития Горного Алтая в раннем железном веке// Мат–лы по археологии Горного Алтая. – Горно–Алтайск: ГАНИИИЯЛ, 1986. – С.35–67.

14. Шульга П.И. Об эволюции раннекочевнической узды VII-VI вв. до н.э.// Новейшие археологические и этнографические открытия в Сибири. – Новосибирск: ИАиЭ СО РАН, 1996. – С.261–264.

1997 г.       Институт археологии и этнографии СО РАН,
Новосибирск