Поздравляем юбиляра!

 

 

 

 

 

 

К 75-летию

Варлена Львовича

Соскина

 

 

В российской истории культуры и ее историографии рисунок “реки памяти” чрезвычайно причудлив, вторая половина XX века добавила в него весьма примечательные штрихи. Среди их творцов в первую очередь выделяются те ученые, которые отличаются активной творческой позицией. Их деятельность обладает свойствами особого рода. Это сгусток “длящейся и расширяющейся” историографической информации и творческой энергии. С именем Варлена Львовича Соскина связаны импульсы, стимулирующие многие исследовательские поиски: обращение к образу такого ученого приобретает для нас особый и даже трепетный смысл.

Задача нашей статьи скромна – попытаться обозначить те черты исследовательской деятельности профессора В.Л.Соскина, которые, на наш взгляд, свидетельствуют о нем как о признанном ведущем историке российской и сибирской культуры XX века, ее советской компоненты, и одновременно характеризуют его как ученого, находящегося в постоянном творческом поиске.

Первый, начальный этап его творческой биографии он сам связывает с 60-ми годами и даже указывает конкретную точку отсчета – 1962 г., считая, что именно тогда, в докладе академика Б.Н.Пономарева на Всесоюзном совещании историков, было указано на необходимость преодоления так называемого отраслевого подхода и была сформулирована идея целостности культуры1. Не останавливаясь на подробной характеристике этого этапа, заметим, что в это время не только определяется область основных научных  интересов В.Л. Соскина, но и проявляется его талант организатора  коллектива по изучению истории советского культурного строительства в Сибири. Однако он сам не ограничивается региональными сюжетами и не остается в стороне от теоретических дискуссий, ведущихся вокруг наиболее проблемных вопросов истории советской культуры. Центральное место в них занимает вопрос о сущности и границах культурной революции.

В дальнейшем мы сосредоточимся на “постперестроечном” цикле его творчества (вторая половина 90-х годов), учитывая, что в отдельных публикациях уже давалась обобщенная характеристика его творческого пути. В частности, период 60-х – 70-х годов хорошо известен и нашел отражение в историографических работах и в библиографических указателях его трудов, вышедших к 60-летию и к 70-летию со дня рождения2. В предисловии к последнему указателю было подчеркнуто, что из семи десятков лет свыше сорока юбиляр отдал научному труду и преподавательской деятельности. Как личность, исследователь и педагог В.Л.Соскин испытал на себе воздействие многих противоречивых событий отечественной истории и по отношению к нему наиболее приемлема характеристика – “шестидесятник”3. Мы, безусловно, согласны с этой оценкой. Тем более считаем особенно важным и правомерным суждение М.Е.Главацкого и С.А.Красильникова о том, что “именно в 60-е и последующие годы он проявил себя как талантливый ученый демократической ориентации. Оставаясь в рамках марксистской концепции исторического процесса, В.Л.Соскин последовательно выступал против наследия “Краткого курса” и его адептов в культурологии. Его трактовка узловых моментов истории советской культуры и интеллигенции отличались нестандартностью и глубиной анализа. В работах 60-х – 70-х годов содержатся неортодоксальные суждения о соотношении культуры и идеологии, о сущности и функциях советской интеллигенции”. На наш взгляд, эта характеристика далеко не полна, особенно на фоне новых книг юбиляра, появившихся за последние пять-шесть лет4. Именно в них, как нам представляется, реализуется та “пружина” подлинного движения научной мысли, на которую указывается в современных методологических дискуссиях, посвященных ремеслу историка на исходе XX века5.

Примечательно, что обсуждением состояния и проблем современной отечественной историографии занимаются исследователи, работающие в области всеобщей истории и пытающиеся соотносить происходящее “у нас” с развитием “зарубежной” мысли. Что же касается ситуации в современной историографии советского общества, то здесь редки фигуры ученых, ставящих вопросы о методах, об инструментарии широко, с учетом того, что происходит с возможностями исторического познания на рубеже нового века. Нам представляется, что в их рядах В.Л.Соскин занимает ответственное место историографа советской культуры.

Необходимо только напомнить одну принципиальную для творчества Варлена Львовича деталь из его участия в дискуссиях середины 70-х годов. Речь идет о его подходе к трактовке предмета для историков культуры. В 1992 г. в специальной статье “Культурная революция: так что же у нас было?” историк поднимает тему переосмысления истории советского общества и тех истин, которые на поверку оказались мифами6. Среди них он называет миф о победе культурной революции. Он не останавливается на “очищении ленинского этапа”, а обращается к исходному проекту и подчеркивает, что проблему допустимо поставить и так: “не получилось потому, что отступили от Ленина, или не могло получиться и по Ленину?” Таким образом, позиция В.Л.Соскина уже отражала  перемены, происшедшие в отечественной историографии в конце 80-х – начале 90-х годов. Его подход вписывался в наиболее бурно и интенсивно формирующееся третье направление, представители которого отличались от других размышлениями по вопросам теории и методологии исторического познания. И это позволяет, по мнению А.П.Логунова, объединять их в особую группу, для которой к тому же характерно продвижение и в интерпретации отечественной истории советского периода, в частности, начало преодоления представлений о качественных различиях между “ленинским” и “сталинским” этапами, что в итоге дало ключ к изучению истории советского государства как государства тоталитарного типа7.

Характерно, что спустя 20 лет В.Л.Соскин, трактуя теоретико-методологические вопросы гораздо шире, вновь делает упор на характеристике культуры “через личность”. “Значение этого метода принципиально – пишет он, – поскольку именно личность выражает специфику типа культуры. В личности концентрируются все признаки культуры, она составляет ее ядро. Сам смысл существования культуры заключается в личности, поскольку она ее субъект и объект. Вне личности культура попросту перестает существовать”8.

Вновь вернемся к современным дискуссиям об историке конца XX века и укажем на мнение А.Я.Гуревича, подчеркнувшего, что “подлинная свобода научного творчества возможна лишь при условии, что историк напряженно вдумывается в эпистемологические основания своего исследования, творчески и критически осваивая при этом достижения гуманитарного знания своего времени”9. Он отмечает при этом, что такая работа только начинается и затрагивает сравнительно небольшую часть историков. Нам представляется, что В.Л. Соскин не только принадлежит к этой группе ученых, но и давно отличается по характеру своего творчества высоким напряжением мысли и широтой поиска исследовательского инструментария “в соседних” научных арсеналах. Доминантой его исследовательских интересов становятся теоретико-методологические вопросы, рассматриваемые в контексте происходящих общенаучных перемен и в первую очередь, нарастания тенденции к интеграции наук при изучении сложных объектов, к комплексному видению последних. Подтверждением такого вывода служит, во-первых, оценка общей ситуации в историографии советской культуры, которая была дана к этому рубежу, и одновременно нарастание дискуссий вокруг предмета и метода истории культуры. Симптоматично, что состоявшийся в 1979 г. на страницах журнала “История СССР” (1979, № 6) обмен мнениями по этим вопросам обнаружил заинтересованность историков в системном изучении культуры, с учетом ее многообразия и целостности предмета истории культуры. Однако, несмотря на упоминание одним из главных докладчиков, Б.И.Краснобаевым, “особенного значения для понимания культурно-исторического процесса в нашей стране изучения советской культуры”, материалы дискуссии продемонстрировали ее обособление от общего предмета. Такая позиция, частности, была заявлена В.Т.Ермаковым, единственным из участников дискуссии, занимающимся историей советской культуры. При этом он подчеркнул, что вообще сомневается в возможности выработки целостной концепции русской культуры из-за типологической неоднозначности дореволюционной и советской культуры, различия их идейных основ, а также из-за “такого научного парадокса, как полное отсутствие историографии русской советской культуры...Исследователям даже неясно, каким образом можно вычленить из общесоветской социалистической культуры русскую советскую культуру, национальную по форме и, конечно же реально существующую, как и национальные культуры других народов нашей страны”10. В 1983 г. В.Л.Соскин обратил внимание на это, подчеркнув, что наиболее сложным видится наличие сложившихся в рамках отдельных исторических дисциплин традиционных представлений о культуре, закрепленных в достижениях немалого числа научных школ, но ставших основой мнения о том, что “в едином понимании культуры вообще нет нужды”11.

Особо значимой с точки зрения формирующегося в советской науке культурологического дискурса, но непривычной тогда для большинства историков советской культуры, была постановка В.Л.Соскиным вопроса о том, как удастся “состыковать” исследования культуроведов, думающих и действующих в соответствии со своим, специфическим представлением о культуре, как привести к некоему “общему знаменателю” понимание культуры историками. Ответ ученого – его методологическая позиция – был сформулирован четко – “нужно попытаться, опираясь на исследования философов и социологов, самостоятельно проработать вопрос о культуре как целостности и таким путем прийти к пониманию предмета изучения”12.

Споры о том, что понимать под культурой как предметом изучения, В.Л.Соскин оценивал во второй статье как проявление несогласованности. По его мнению, все дело в том, что разные трактовки культуры есть лишь разные ступени операционалистской исследовательской цепочки; суть же действий по овладению системным подходом в приложении к исследованиям по истории советской культуры представлялась ему в этом случае как возвращение к отраслевому изучению культуры, но для исследования тех же самых отраслей на основе системного и деятельностного подходов13.

К середине 80-х годов эти принципы были положены в обоснование подпрограммы “Исторический опыт культурного развития Сибири”, подготовленной в рамках целевой программы Института истории, филологии и философии СО АН СССР в качестве методологического обоснования важнейших направлений изучения истории Сибири на перспективу. Объектом исследования в подпрограмме становился духовный потенциал региона, состоящий из самостоятельных сфер (наука, образование, художественное творчество, нравственно-политическая культура), а предметная область расшифровывалась как изучение факторов, тенденций и этапов формирования и использования духовного потенциала Сибири. Отличительным признаком заявленного направления было “сквозное” изучение духовного потенциала региона: от древности до современности14. Для историков советской культуры это означало переход к  идее изучения преемственности дореволюционной и советской культур, то есть к тому, что на теоретическом уровне уже было предложено в работах В.Л.Соскина как идея целостности культуры, ядром которой становится личность. Первоначально сектор и его лидер сосредоточились на показе формирования системы организации науки, ее поэтапного развития как социального института. Отметим лишь одну примечательную деталь из творческих поисков В.Л.Соскина в данном направлении. Изучение научной интеллигенции Сибири накануне революции приводит ученого к убеждению, что “обращение к дореволюционному прошлому позволяет решить в определенных пределах и теоретическую проблемы преемственности в культуре”, хотя тут же он указывает: “Великая Октябрьская социалистическая революция не имела целью разрыв культурной цепи. Напротив, она была призвана сковать эту цепь еще прочнее, дав простор развитию преемственности. Особенно глубоко эта черта была присуща науке, которая в большей мере, чем другие сферы культуры, содержала в себе положительные результаты творческой деятельности людей. Накапливаемые из века в век научные знания составляли то богатство, без овладения которым немыслимо было строить социализм”15.

Следующий шаг в переосмыслении проблем истории советской культуры и культурной революции был предложен В.Л.Соскиным и его учениками в ходе другой научной беседы в 1990 г.16 В центре внимания теперь оказалась проблема “культурная революция и сталинизм”. Начиная дискуссию, Соскин отметил, что эта проблема, будучи самостоятельной, вписывается еще и в центральную внутри другой дискуссии конца 80-х годов среди ведущих обществоведов по поводу альтернативности в советской истории. Его позиция сводилась к следующим принципиальным моментам: во-первых, главным в культурной революции были не те или иные мероприятия в сфере культуры, а изменение личности; во-вторых, происходило намеренное ограничение культурной работы на уровне ее первого “этажа” – расширение элементарных форм (ликвидация неграмотности, первоначальное школьное обучение), необходимых для создания массовых производственных кадров, и одновременное отторжение этой же массы от усвоения высших культурных достижений. В-третьих, раскрывая смысл содержания “этажей” культуры, историк подчеркивал: “...мы имеем в виду наличие основной разделительной линии между культурой исполнительства, основанной на усвоении стереотипов, и культурой подлинно творческой, немыслимой вне самостоятельного мышления. Оно же в свою очередь не может существовать в “безвоздушной” среде автократии и тоталитаризма. Вот этой, “второй” культуры как огня боялся Сталин, ее напрочь отвергала выпестованная им система”. Отметим, что с точки зрения культурологии как науки о смыслах, об исторической динамике их трансформаций, сделанные В.Л.Соскиным 10 лет назад акценты приобретают сегодня особую актуальность для исследователей, поскольку речь идет об изучении отношения к культуре, действий в культурной сфере со стороны тех личностей, тип которых сформировался в ходе осуществленной культурной революции17.

Рубеж 80-х – 90-х годов для известного сибирского культуролога – это переход к началу иного прочтения истории советской культуры. В 1994 г. появляется новая книга ученого, замысел которой вызревал в обстановке общего кризиса советской историографии и методологической растерянности. В самом начале автор поясняет, что замысел был определен, прежде всего, общественной потребностью в концептуальном пересмотре истории советской культуры. Он дает жесткую оценку прежней научной парадигме как следовавшей идеологическим установкам власти, а к числу историков, испытавших в полной мере воздействие унификаторской научной политики тоталитарного государства, он относит и себя. Обозначив таким образом свою позицию как ученого и как гражданина, В.Л.Соскин тем не менее продолжает отстаивать и углублять разработанный и апробированный ранее “социальный подход”. “Интегрирующим элементом такого подхода является человек – не единичный и индивидуальный творец культурных ценностей (это предмет так называемых узких специалистов), а представитель массы, класса, общества в целом; по тому, как изменяется данный социальный тип, его духовный облик, историк культуры в состоянии сделать основной вывод – каким является тип культуры данного общества”18. Для нас в этой работе еще более существенно то, что В.Л.Соскин приходит к своей трактовке феномена советской культуры как оригинальной культуры советского общества тоталитарного типа, воплощавшегося, начиная с октября 1917 г., с помощью мощного государственно-политического фактора, в результате чего “антинародная по сущности  культура стала культурой народа”. Автор признавал, что последний вывод может быть оспорен.

90-е годы становятся для В.Л.Соскина одновременно временем критического анализа собственной деятельности (как  элемента прежней историографии советской культуры) и написания трудов, подтверждающих право исследователя на новый поворот в своем творчестве. Особенностью его работ из цикла “90-х” становятся обязательные историографические и методологические фрагменты, в которых историк вновь, как бы полемизируя и с самим собой, обращается к “болевым точкам” современной историографии советской культуры и культуры советского общества. К отличительным чертам наблюдаемой ситуации  он относит не только уменьшение числа публикаций, отсутствие крупных работ, появление новых, пользующихся “спросом” исследовательских ориентаций, но и перераспределение интересов, не всегда, на его взгляд, оправданное. “Почти исчезли из поля зрения сюжеты , связанные с культурно-просветительной работой и вообще с массовым просвещением. Ушли в тень вопросы истории книги и библиотечного дела. Никто, похоже, не изучает особенности культурного развития классов – рабочих и крестьян...Ошибочно считать потерявшими значение “старые” темы. Многие из них остаются важнейшими по своей сути и даже центральными. Другое дело, что устарела во многих случаях их интерпретация. И потому следует не уходить от этой тематики, а вдохнуть в ее разработку новый дух, найти свежие ракурсы и подходы”19. Нельзя не согласиться с такой постановкой вопроса. Она безусловно свидетельствует о научных критериях, которыми оперирует историограф, среди которых первостепенное значение он придает организационным факторам20.

Обратим внимание, что сам автор уже расширяет объект исследования до “истории культуры России”, пусть в данном случае в послереволюционных рамках, но ведь это подтверждает, что для себя ученый окончательно решил вопрос о включении советской культуры в общероссийский социокультурный процесс с истоками в более ранних этапах. Подтверждение последнему нашему тезису находим в одной из недавних статей В.Л.Соскина, специально посвященной проблеме взаимосвязи советской культуры и дореволюционного культурного наследия21. На основе социального подхода он делает попытку охарактеризовать некоторые стороны дореволюционной культуры России и при этом заявляет о важном для него постулате – о единстве российской культуры, обеспечивавшемуся за счет сплачивавшего все элементы культуры национального начала. “Российская культура в нашем представлении – это прежде всего русская культура. Обогащавшаяся творчеством представителей разных наций, она оставалась таковой благодаря языку, религии, основным традициям, шедшим из глубины веков. Не будь такого единства, существовавшие в ней противоречия могли бы разрушить “тело” культуры, поставив под вопрос сам факт существования российской культуры как исторического феномена”22. Для современных историков и историографов полезно, на наш взгляд, учесть основную цель автора – выяснение тех особенностей дореволюционной культуры, которые помогают понять специфику культуры советской.

Подводя общий итог, подчеркнем, что В.Л.Соскин создал первую в стране не столичную по географии, но одну из ведущих по идеям и результатам школу историков советской культуры. Этот центр стал заниматься изучением объекта главным образом на макроуровне и одновременно дал толчок к появлению других самостоятельных исследовательских групп. Это влияние испытали в Иваново, Екатеринбурге, Кемерово, Омске, хотя их представители выбрали в конечном счете собственные модели изучения отечественной культуры и интеллигенции, что и было с удовлетворением отмечено В.Л.Соскиным в цикле “90-х” как естественное движение исследовательской мысли в условиях поиска новых парадигм.

Варлен Львович по-прежнему полон замыслов “основательно разобраться в советском прошлом, выяснить степень и особенности тоталитарных деформаций в различных областях жизнедеятельности, в разных регионах и социальных группах в разные периоды времени”. Только в глубокой “перекопке” исторической почвы, преодолевая самоизоляцию историков, изучающих отдельные отрасли материального производства, духовной культуры и т.д., от познания общих закономерностей развития, политики государства и партии, видит он выполнение современными историками их социальной миссии. Он подчеркивает, что особенно это важно для истории советской культуры, зачастую рассматриваемой вне исторического контекста, что приводит к отвлечению от главного, определяющего в истории и складыванию многих советских мифов о благополучии или даже процветании в прошлом тех или иных отраслей культуры и духовной жизни в целом.

 

Примечания

1    Соскин В.Л. Историческое изучение культуры как целостности и системный подход // Изучение истории культуры как системы. – Новосибирск, 1983. – С.33.

2    См.: Зак Л.М. История изучения советской культуры. – М.: Высшая школа, 1981. – С.108–109, 118–119, 151–152.; Варлен Львович Соскин. Библиографический указатель. – Новосибирск, 1985. – 16 с.; Варлен Львович Соскин. Библиографический указатель. – Новосибирск, 1995. – 27 с.

3    Главацкий М.Е., Красильников С.А. Варлен Львович Соскин – штрихи к творческому портрету // Российская интеллигенция в отечественной и зарубежной историографии: Тез. докл. межгосударств. научно-теоретич. конф. – Иваново, 20–21 сент. 1995 г.

4    См., например: Соскин В.Л. Революция и культура (1917–1920). Историко-теоретический аспект. – Новосибирск, 1994. – 79 с.; Он же. Современная историография советской интеллигенции России. – Новосибирск, 1996. – 83 с.; Он же. Переход к нэпу и культура (1921–1923 гг.). – Новосибирск, 1997. – 107 с.; Он же. Общее образование в Советской России: первое десятилетие. Ч. 1. (1917–1923 гг.) – Новосибирск, 1998. – 97 с.; Ч. 2. 1923–1927 гг. – Новосибирск, 1999. – 116 с.

5    Ревякин А.В. Кризис или передышка? // Одиссей. Человек в истории. 1996. – М.: Coda, 1996. – С.168..

6    Соскин В.Л. О предмете общей историографии культуры // Известия СО АН СССР. Серия обществ. наук. – 1976. – № 11. – Вып. 3. – С.89–95; Он же. Культурная революция: так что же у нас было? // Советская история: проблемы и уроки. – Новосибирск, 1992. – С.186–198.

7    См.: Советская историография. – М.: РГГУ, 1996. – С.467–471, 478–479.

8    Соскин В.Л. Революция и культура… – С.62.

9    Гуревич А.Я. Историк конца XX века в поисках метода // Одиссей. Человек в истории. – 1996. – С.5.

10  История СССР. – 1979. – № 6. – С.125.

11  Изучение истории культуры как системы: Сб. науч. тр. – Новосибирск, 1983. – С.36.

12  Там же. – С.42–43.

13  Целевая научно-исследовательская программа “Исторический опыт освоения Сибири”. – Новосибирск, 1987. – С.46–62.

14  Соскин В.Л. Научная интеллигенция Сибири накануне революции // Кадры науки советской Сибири: проблемы истории. – Новосибирск, 1991. – С.19.

15  Культурная революция и сталинизм (к постановке проблемы) // Изв. СО АН СССР. – 1990. – Вып. 1. – С.3–24.

16  Там же.

17  Соскин В.Л. Революция и культура. – С.11–12.

18  Там же.

19  Соскин В.Л. Переход к нэпу и культура (1921–1923 гг.) – Новосибирск, 1997. – С.15–17.

20  Соскин В.Л. Интеллигенция Советской России (1917 – конец 1930-х гг.): историографический аспект // Интеллигенция. Общество. Власть. Опыт взаимоотношений (1917 – конец 1930-х): Сб. науч. тр. – Новосибирск, 1995. – С.7, 28; Он же. Современная историография интеллигенции России. – Новосибирск, 1996. – С.11, 73.

21  Соскин В.Л. Советская культура и дореволюционное культурное наследие: проблемы взаимосвязи // Сибирь в XYI–XX веках. Экономика, общественно-политическая жизнь и культура. К 70-летию чл.-корр. РАН Л.М.Горюшкина. – Новосибирск, 1997. – С.208–219.

22  Там же. – С.211.

 

 

Омский государственный университет,
Омский государственный педуниверситет,
Сибирский филиал Российского института культурологии МК РФ
Институт истории СО РАН, Новосибирск