Регламентация повседневной жизни горожан
Сибири
в конце 20-х – 30-е годы*
Под воздействием процессов ускоренной индустриализации народного хозяйства и насильственной коллективизации крестьянства в обществе происходили значительные социальные перемены. Одним из наиболее существенных изменений являлось повышение доли городского населения: по данным Всесоюзной переписи 1926 г. только 12,8% населения Сибири проживало в городах, а в 1939 г. новая перепись зафиксировала более чем двукратный рост городского населения, которое достигало уже 31,4%.
Исследователи урбанизации Сибири отмечают, что такой резкий рост был обеспечен в основном за счет переселения крестьян в город; механический прирост населения во всем новом пополнении контингента горожан за период между переписями составил 72,1%1.
Социальный состав городского населения Сибири в этот период представлял собой пестрый конгломерат представителей различных социальных групп, значительная часть которых занимала маргинальное положение. К этому добавлялось то обстоятельство, что городской образ жизни в том виде как он сложился до революции в России и Сибири, в этот период подвергался серьезной перестройке, связанной с формированием нового общественно-политического строя. Таким образом сложилась необычная историческая ситуация, когда формы и способы организации жизнедеятельности горожан создавались как бы заново. При этом процесс проходил как с использованием городских и сельских элементов, уже имевшихся в прошлом историческом опыте, так и в русле нового социального творчества.
Идеологическая доктрина большевиков, настроенная на реализацию запланированной социальной схемы, базирующаяся на представлениях о почти неограниченных возможностях воздействия на общество со стороны государства диктатуры пролетариата, позволяла партийно-государственному руководству смело экспериментировать в строительстве нового образа жизни горожан. Проявившиеся уже в эпоху “военного коммунизма” тенденции формирования социализма как общества-казармы получили новый импульс после “Великого перелома”. Подтверждением этого явились, в частности, разнообразные формы регламентации повседневной жизни городских жителей Сибири, сложившиеся в конце 20-х – 30-е годы.
Форсированная индустриализация Сибири проходила без достаточного обеспечения соответствующего развития социальной сферы. Это порождало серьезные трудности в формировании коммунально-бытовой инфраструктуры сибирских городов. Особенно тяжелым было положение с обеспечением горожан жильем.
В этих условиях возникали такие формы решения жилищной проблемы, которые имманентно содержали в себе возможности регламентации частной жизни людей со стороны государства или общественных организаций. Так, значительная часть крестьян, пополнявших ряды рабочего класса, проходила период адаптации к городской жизни, проживая в бараках. Особенно типичным это было при строительстве новых предприятий, вокруг которых возникали города или расширялись и получали новую жизнь старые городские поселения. Например, около 95% рабочих Кузнецкого металлургического комбината в первые годы его строительства проживали в бараках и землянках2. В старых городах ситуация была не столь острой, но значительная часть новых горожан и там проходила через бараки.
Казарменная организация быта в бараках, стремление к жесткой регламентации повседневной жизни людей были во многом неизбежны, так как являлись способом обеспечения хотя бы минимательных санитарно-гигиенических условий. В бараках создавались органы самоуправления – советы жильцов, которые избирались на общих собраниях. Советы распределяли места в бараках, организовывали дежурство, работу по уборке помещения и т.п.
Регламентировались и формы проведения досуга: велась борьба с пьянством, азартными играми. О том, насколько острой была проблема поддержания общественного порядка в бараках, свидетельствует тот факт, что в начале 30-х годов в Кемерово, Прокопьевске и других городах Кузбасса создавались барачные общественные трибуналы, товарищеские суды, в задачу которых входило усмирение пьяниц и хулиганов3.
В бараках Кузнецкстроя, Сибкомбайна, Черембасса внедрялись коллективные формы проведения досуга: чтения газет и книг, прослушивание радиопередач, обсуждения актуальных проблем общественно-политической жизни4. Разумеется, эти формы были перенасыщены идеологическим содержанием, навязывались рабочим сверху, поэтому вряд ли они становились естественными формами организации досуга. Однако они постепенно приучали новых горожан к тому, что государство, администрация предприятий берут на себя функцию организации досуга и быта в целом.
В 30-е годы типичной формой расселения городских жителей становились коммунальные квартиры, в которых также складывался свой способ регламентации быта. Во многом он был перенесен или заимствован из опыта организации быта в бараках: существовал институт общего собрания жильцов, распределения дежурств, обсуждения случаев нарушения порядка и т.п.
В масштабах городской улицы также возникала такая своеобразная форма организации совместной деятельности по благоустройству и косвенной регламентации повседневной жизни людей как уличные комитеты. Наряду с поддержанием чистоты и порядка на вверенной им территории уличные комитеты часто проводили проверку состояния квартир, непосредственно вторгаясь в быт людей. Так, в Новокузнецке в 1932 г. уличные комитеты по итогам таких проверок награждали лучшие квартиры грамотами, премиями; напротив, за плохое состояние квартир назначались штрафы, что с правовой точки зрения было просто незаконным5. Уличные комитеты Новосибирска, Прокопьевска, других городов Сибири в ходе организованного в 1935 г. в масштабах края культурно-бытового похода имени VII Съезда Советов проводили массовые проверки чистоты и порядка в квартирах6.
Таким образом, в рассматриваемый период возникли и утвердились формы прямой и косвенной регламентации со стороны государства и общества жилищного пространства и быта людей. В них прослеживается определенная преемственность с организацией жизни крестьян в сельских обществах, однако практика вмешательства сельского схода в жизнедеятельность крестьянской семьи все же не была столь радикальной.
В условиях обычного европейского города городской образ жизни строился на новой индивидуалистической основе, демонстрируя разрыв с сельской традицией. В России же, напротив, коллективистское начало в организации повседневной жизни людей с переходом населения из села в город не только не ослабевало, но даже усиливалось. Во многом этому способствовала также идеологическая основа общественной жизни, ориентирующая на приоритет коллективного над личным в качестве основного принципа социализма.
Весьма симптоматично, что примерно в то же время, что и в советской России, принципы и формы государственной регламентации повседневной жизни утверждались в гитлеровской Германии. Формирование уличных комитетов, проведение собраний жителей улицы или квартала стало привычным для немцев в 30-е годы в условиях фашистского режима. Правда, в Германии не было необходимости в проверках квартир на чистоту и порядок, однако многие вопросы личного и семейного быта здесь также стали достоянием общества и государства. Стремление фашистской партии к контролю над частной жизнью граждан очень четко выразил один из руководителей Германии, фюрер Немецкого фронта труда Роберт Лей в своей речи 2 июля 1937 г. “В Германии больше нет частных граждан и частной жизни, – заявил Р.Лей. – Прошло то время. когда каждый делал или мог делать, что он хотел”7. Думается, что Сталин охотно подписался бы под таким утверждением применительно к советскому обществу.
Таким образом, патерналистское отношение государства к своим гражданам, характерное для тоталитарных режимов, по существу базировалось на патриархальной традиции сельской общины, а не на возникавших в индустриально-урбанистическом обществе началах индивидуальной ответственности за свою жизнь, предполагавших гарантии прав и свобод личности.
Использование механизмов контроля над частной жизнью для внедрения нужной им идеологии было характерно для тоталитарных режимов Сталина и Гитлера почти в равной мере.
Показательна в этом отношении деятельность в Германии культурно-просветительской организации “Крафт дурх Фройде” (Сила через радость). КДФ организовывала коллективные вечера отдыха, совместные путешествия городских жителей, проводила театральные спектакли и концерты в пролетарских предместьях и фабричных поселках8.
Важное место в деятельности КДФ занимала организация занятий физкультурой. Вообще культ силы, спорта, здорового образа жизни характерен для тоталитарных режимов, озабоченных прежде всего подготовкой солдат. В Германии в 30-е годы занятия спортом стали почти обязательными, начиная от “гитлерюгенда” до партийных ячеек НСДАП. В 1939 г., например, КДФ рапортовала о проведении 1017 тыс. спортивных мероприятий самого разного уровня, в которых приняло участие 20 895 тыс. чел.9 Эти астрономические цифры очень живо напоминают победные рапорты ОСОАВИАХИМа в России о поголовном охвате населения сдачей норм ГТО и т.п.
В России ведущую роль в организации свободного времени горожан взяли на себя профсоюзы. Лишенные реальных функций защиты рабочих и служащих профсоюзные комитеты направили свою энергию на организацию быта и досуга своих подопечных. В конце 20-х годов в Сибири одной из наиболее популярных форм коллективного отдыха стали семейные вечера, проводившиеся в профсоюзных клубах10. Во многом они напоминали сельскую вечорку с танцами, угощением и т.п. Конечно, в городских условиях такая форма совместного отдыха неизбежно сопровождалась идеологическими мероприятиями: лекциями, читкой газет и т.п.
Вовлечение городских жителей в различные кружки при профсоюзных клубах в конце 20-х годов приняло массовый характер, так как для профсоюзов одним из показателей успешной деятельности считался высокий охват их членов кружковой работой. Так, в 1928 г. по отчетам профсоюзов Сибири около 2/3 их состава было вовлечено в занятия в кружках11. На протяжении 30-х годов этот показатель сохранялся приблизительно на том же уровне12.
Много усилий прилагали профсоюзы по организации коллективных посещений кино, театров, концертов, при этом непременным условием было сопутствующее этим мероприятиям последующее обсуждение, в ходе которого проводилась идеологическая работа.
В широких масштабах в рассматриваемый период в городах Сибири развернулась физкультурная и военно-оборонная работа. В спортивных обществах и физкультурных кружках Сибири в 1927 г. насчитывалось более 139 тыс. человек13. Этот же приблизительно уровень поддерживался и в течение 30-х годов14.
Участниками
оборонного общества ОСОАВИАХИМ обязаны были стать все члены комсомола и партии,
для членов профсоюза вступление в оборонное общество становилось постепенно
также почти обязательным. В 1932 г. в Западной Сибири 90 тыс. человек
сдали нормы на значок ГТО15. Численность членов ОСОАВИАХИМа достигла
в 1939 г. только в одной Новосибирской области более 250 тыс. чел.16
Регламентация повседневного быта городских жителей Сибири в рассматриваемый период начала активно распространяться на область личной и семейной жизни. Почин был сделан комсомолом и партией, уже во второй половине 20-х годов развернувшими активную проверку быта и образа жизни своих членов в ходе чисток. По данным Сибирского крайкома ВКП(б) в 1928 г. около 22% исключенных из партии были “вычищены” за бытовое разложение, в первой половине 1929 г. этот показатель повысился до 28,8%, а во второй половине 1929 г. – уже до 34,6%; кроме того до 30% исключенных за эти годы были наказаны за пьянство и другие отклонения в быту17. Таким образом для коммунистов и комсомольцев автономия и неприкосновенность их личной и семейной жизни была практически ликвидирована.
Некоторые дела об исключении из партии за бытовое разложение рассматривались годами, напоминая затянувшиеся судебные тяжбы. Так, в мае 1935 г. коммунист Евтютов обратился к секретарю Западно-Сибирского крайкома ВКП(б) Р.Эйхе с просьбой о принятии какого-либо решения по его делу, которое тянулось уже с 1929 г. Будучи обвиненным бывшей женой в половой распущенности, случившейся в 1927 г. и сопровождавшейся “притуплением классовой бдительности”, Евтютов в течение 6 лет регулярно представал перед партследователями, являясь на допросы, очные ставки и т.п.18 Этот неординарный случай хорошо иллюстрирует, что вмешательство государства и партии в личную жизнь теперь рассматривалось как вполне естественное.
Разбирательство семейных конфликтов и любовных историй стало одним из постоянных направлений работы профсоюзных комитетов, так что, даже не являясь коммунистом или комсомольцем, житель сибирского города находился под неусыпным контролем со стороны бдительной общественности. Право личности на невмешательство в частную жизнь было объявлено буржуазным предрассудком, что вполне совпадало с приведенными высказываниями деятеля Третьего рейха.
Отмеченные тенденции и явления регламентации повседневной жизнедеятельности людей, сложившиеся в ходе ускоренного роста сибирских городов, заставляют не только констатировать изменения в численности и удельном весе горожан, но и задуматься о качестве самого процесса урбанизации Сибири, о его социальном содержании. В частности, можно ли его считать в полной мере процессом, направленным на переход от традиционно-аграрного общества к индустриально-урбанистическому? В свете рассмотренных фактов представляются заслуживающими внимания утверждения А.С.Ахиезера о том, что в России на самом деле проходил процесс псевдоурбанизации19.
Известный демограф и социолог А.Г.Вишневский также считает, что урбанизация в советской России имела далеко не то содержание, которое было свойственно данному процессу в странах, совершивших переход к индустриальному обществу с развитой демократией, высокой степенью свободы личности. В России же, как считает Вишневский, “страна урбанизировалась, а сами города рурализировались, “одеревенщивались”, в этом заключалась одна из характерных черт дивергентного с Западом городского развития”20.
Действительно, массовое переселение крестьян в города Сибири при отсутствии сложившегося городского образа жизни делало сельские традиции и способы организации социальной жизни весьма значимыми в новых городских условиях. Идеологические же ориентиры большевистской партии еще более усугубляли эту тенденцию. Таким образом, не лишено оснований предположение, что по своим социальным характеристикам общество, сформировавшееся в России (и в Сибири) в 30-е годы, было ближе скорее к традиционному, чем к современному индустриальному обществу. Сложное сочетание различных политических и экономических процессов, протекавших в рассматриваемый период, ставит перед исследователями задачу кропотливого анализа, позволяющего более обоснованно оценить социальные последствия количественного роста городского населения Сибири.
* Работа подготовлена при финансовой поддержке РГНФ (грант № 00–01–00337а).
1 Московский А.С., Исупов В.А. Формирование городского населения Сибири (1926–1939 гг.). – Новосибирск, 1984. – С.57.
2 АИКМК, оп.2, д.45, л.205, 216.
3 Демидов И., Абрамович И. Культработа в бараках Кузбасса. – Новосибирск, 1932. – С.45.
4 Кузнецкстрой в воспоминаниях. – Новосибирск, 1934. – С.31–32; Новосибирский рабочий. – 1932. – 28 дек., ГАИО, ф.2280, оп.2, д.159, л.11.
5 НФ ГАКО, ф.3, оп.1, д.2, л.81.
6 ГАНО, ф.47, оп.1, д.1864, л.13; ф.627, оп.1, д.1136а, л.5; ГАОО, ф.235, оп.4, д.592, л.29–30; НФ ГКО, ф.1, оп.1, д.125, л.3.
7 Ley R. Die Soldaten der Arbeit. – Muenchen, 1938. – S.71.
8 Подробнее см.: Reichel P. Der schoene Schein des Dritten Reiches. – Muenchen, 1992; Maser W. Das Regime. Alltagsleben Deutschland 1933–1945. – Muenchen, 1983.
9 Maser W. Das Regime... – S.59–60.
10 ГАНО, ф.627, оп.1, д.404, л.45–46; ГАОО, ф.337, оп.4, д.34, л.1; ГААК, ф.78, оп.2, д.152, л.28.
11 ГАРФ, ф.5451, оп.12, д.544, л.74; д.785, л.26.
12 ГАИО, ф.2280, оп.2, д.411, л.8; д.404, л.49.
13 Советская Сибирь. – 1927. – 9 авг.
14 Решения IV пленума Краевого совета физкультуры. – Новосибирск, 1932. – С.17; ГАНО, ф.917, оп.1, д.107, л.86; ГАИО, ф.2280, оп.2, д.404, л.61.
15 ГАНО, ф.906, оп.7, д.12, л.28–30; д.39, л.40.
16 ГАНО, ф.190, оп.2, д.546, л.42, 106.
17 Отчет о работе Сибирской краевой контрольной комиссии ВКП(б) краевой конференции ВКП(б). – Новосибирск, 1930. – С.18.
18 ГАНО, ф.3, оп.9, д.9, л.117–122.
19 Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта. – М., 1991. – Т. 3. – С.278–279.
20 Вишневский А.Г. Серп и рубль. Консервативная модернизация в СССР. – М., 1998. – С.101.