В.Н.Турченко

О МЕТОДОЛОГИИ УСТОЙЧИВОГО РАЗВИТИЯ

I

В конце 80-х годов понятие “устойчивое развитие” (sustainable development) прочно вошло в мировой научный и политический лексикон как концентрированное выражение тревог и надежд человечества, связанных с глобальными проблемами современности. Однако именно в силу исключительной своей емкости, многоплановости оно интерпретируется весьма различным образом. Некоторые ученые считают бессодержательным это словосочетание и категорически отвергают саму обозначаемую им идею как ложную или принципиально нереализуемую.

Поэтому на первый план выдвигаются именно методологические проблемы, и среди них в качестве первоочередной – выяснение содержания понятия устойчивое развитие, которое уже довольно активно обсуждается в научной литературе, в том числе и на страницах данного журнала1.

Вторая проблема связана с выявлением оптимальных технолого-экономических подходов к решению задачи перехода к равновесному природопользованию, а третья, пожалуй, наиболее острая проблема заключается в определении роли политических факторов преодоления экологического кризиса в глобальных, национальных и региональных масштабах. Обозначенные три проблемы, безусловно, не исчерпывают тему, но имеют ключевое значение в концепциях, предлагаемых некоторыми известными учеными в качестве альтернативных идее устойчивого развития, а потому именно они предлагаются в данной статье для обсуждения.

Понятием “устойчивое развитие” обозначается, очевидно, определенный тип прогрессивно направленных, внутренне детерминированных изменений объекта, связанных с повышением уровня его организации. Развитие всегда предполагает самодвижение системы, причем резко ускоряющееся на определенных этапах (качественные скачки). Под устойчивостью же обычно понимают неизменное, стабильное существование систем, а, следовательно, с формально-логической точки зрения “устойчивое развитие” – нонсенс, на что и обращают внимание многие оппоненты: например, М.В.Рац считает неясным в данном словосочетании смысл обоих слов.

Тем не менее, это неформализуемое с позиций логики или математики понятие не только имеет вполне разумное содержание, замечает академик Н.Н.Моисеев, но и связано с целой пирамидой проблем2. Оно отражает, во-первых, объективное диалектически противоречивое единство стабильности и прогрессивно направленных изменений, а потому отторгается теми, кто ограничивается жесткими формально-логическими определениями. Во-вторых, понятие устойчивого развития по своему содержанию весьма “многослойно” – включает многие естественно-научные и социально-политические аспекты, что часто порождает недоразумения исследователей, привыкших работать в строгих рамках какой-либо одной из научных дисциплин. В-третьих, необходимость и эвристическая ценность данного понятия обусловлены не столько субъективной логикой теоретического поиска, сколько логикой объективных противоречий современного мирового развития.

Развитие становится неустойчивым тогда, когда в силу обострения противоречий внутренних или с окружающей средой возникает кризисное состояние системы, связанное с возможностями ее разрушения или перехода в новое качественное состояние. Сегодня мировое сообщество в своем развитии достигло критической точки бифуркации, за которой следует либо его гибель (апокалипсическая катастрофа), либо переход на новый более высокий уровень самоорганизации, именуемый в теории И.Пригожина диссипативной структурой3. Особая драматичность ситуации обусловлена тем, что предельное обострение внутренних – социально-экономических и политических противоречий совпадает с не менее критической напряженностью противоречия между человечеством и окружающей его природной средой. Причем, в силу многих причин Россия оказалась в эпицентре всех глобальных проблем современности, и от позитивного решения ее национальных задач в огромной мере зависят судьбы всех землян – быть им или не быть.

Идея устойчивого развития предполагает прежде всего переход к равновесному природопользованию, обеспечивающему сбалансированность потребления и воспроизводства природных ресурсов. В отношении многих невозобновляемых ресурсов такая задача, строго говоря, неразрешима. Тем не менее, здесь возможны “условно корректные” решения, состоящие в минимизации использования такого рода ресурсов до практически приемлемых пределов за счет всевозможной экономии, внедрения передовых ресурсосберегающих технологий и возрастающей компенсации возобновляемыми или практически неисчерпаемыми ресурсами.

При таком подходе вопрос об обеспечении потребностей будущих поколений, который выделяется при определении устойчивого развития в документах ООН, решается автоматически, и, следовательно, упоминание о нем в данной дефиниции становится избыточным. Понятие устойчивого развития предполагает также устойчивое социальное развитие, то есть, неуклонное повышение благосостояния, улучшение качества жизни при выделении необходимых ресурсов для поддержания экологического баланса, что возможно лишь на основе достаточно эффективного, экологически безопасного экономического развития. Тогда устойчивое развитие – социальный прогресс при равновесном природопользовании.

Эта дефиниция представляется наиболее емкой из всех предложенных, и хотя имеющиеся в литературе интерпретации социального прогресса весьма различаются, его можно в самой общей форме определить как повышение уровня гармоничности и всесторонности развития способностей всех членов общества при увеличении степени свободы каждого. Отсюда, конечно, не следует претензия на “самое лучшее” определение, ибо совершенство дефиниций зависит не только от сочетания емкости с лаконичностью, связанного с глубиной проникновения в сущность предмета, но также от специфики познавательных задач, поставленных исследователем.

II

Скептицизм относительно идеи устойчивого развития и, особенно, возможностей ее реализации не лишен серьезных оснований. Пока улучшения экологической ситуации удалось добиться на весьма ограниченных территориях в развитых капиталистических странах. Оздоровление великих северо-американских озер, воздуха в Токио, городов Рура – все это несомненно важные достижения, говорящие о практической возможности людей решать крупные природохранные задачи.

Однако в мире в целом и в масштабах государств, в частности. в России, экологический кризис не только не преодолевается, но продолжает нарастать. Все современные общества при всем их разнообразии сохраняют единство в том печальном смысле, что остаются загрязняющими и истощающими природу, формирующими технократического потребителя, стремящегося, особенно в условиях капиталистического рынка, урвать как можно больше от природы и от других людей. Добиваясь в первую очередь своих ближайших целей максимизации прибыли, дохода, люди затем испытывают влияние последствий, которые они не ожидали, нередко перечеркивающие все достигнутые ими положительные результаты социально-экономического и природоохранного значения.

Некоторые ученые, отвергая концепцию устойчивого развития, предлагают другие стратегии позитивного решения глобальных проблем. Так, академик И.И.Гительзон с группой ученых Института биофизики и Института леса Сибирского отделения РАН полагают необходимым осуществить переход к иному типу хозяйства, основанному на принципах создания симбиотической среды, позволяющей сочетать экономическое развитие с улучшением экологической ситуации. Такой путь, по их мнению, снимает или, по крайней мере, отодвигает в отдаленное будущее проблему истощения ресурсов, которые будут воспроизводиться в процессе самого производства продукции4.

Однако создание симбиотических систем (например, оросительных технологий, связанных с созданием рисовых полей, наращиванием плодородного слоя ила и разведением рыбы) не противоречит, а, наоборот, хорошо согласуется с идеей устойчивого развития, являясь одним из многих путей ее реализации. Пока, к сожалению, технологии такого рода отработаны применительно лишь к некоторым видам сельскохозяйственного производства. Перспективы же их широкого распространения, особенно на промышленную сферу, достаточно проблематичны. Несомненно интересна мысль о том, что “отказавшись от использования ископаемых топлив, человечество может смело получать его из компонент биосферы, не затрагивая при этом недра планеты”5, но пока, к сожалению, практически неосуществима. И может ли ли, в принципе, использование биосферы без истощения ее самой, интенсифицировано настолько, что сделает ненужным использование недр? Ответ, скорее всего, будет отрицательным, поскольку потребление человечеством биосферы уже на порядок превышает ее возможности воспроизводства.

Еще более радикальную альтернативу, решительно отрицающую концепцию устойчивого развития, предлагает академик РАМН В.П.Казначеев, который трактует современный глобальный экологический кризис как “противоречие двух ноосфер (пневматосфер) Геи (Земли) на пороге третьего тысячелетия – критический момент в эволюции Геи, когда технократическое травмирование коснулось равновесности гелиопланетарной системы нашей Вселенной и вызывает угрозу новой уже геокосмической экологической катастрофы”6. Он исходит из концепции “живого пространства”, согласно которой “вся эволюция Вселенной, начиная с большого взрыва, берет свое начало от живого космического пространства”. Все пространство, Земля, Солнце, звезды рассматриваются как “совокупность гигантских космических живых потоков и живая организация, где мы лишь часть, элементы этого живого пространства”. Вместе с тем подчеркивается, что многоклеточные структуры, включая человека, представляют собой “клеточные цивилизации действительно космического масштаба”7.

Более того, интеллект академиком трактуется “как информация, как свойство, по-видимому, – “специальная субстанция”, полевая организация (поток) неизвестной формы жизни живого вещества”, представляющая собой “первичную основу всех витальных функций материального организма, реализующую не только локальные (внутриорганизменные), но и дистантные информационные взаимодействия с живым косным веществом. Взаимодействуя с живым пространством Космоса, с организованностью биосферы и человеком, оно образует бесконечное начало живого космоса, пространства, в котором мы видим себя как наблюдатели”8.

В обосновании этих взглядов В.П.Казначеев ссылается не только на результаты многих экспериментальных работ – собственных и других исследователей, на труды В.И.Вернадского, Н.А.Козырева, В.В.Налимова, Р.Вирхова, Г.М.Франка, А.Л.Чижевского, Е.Сегала, на археологические открытия Ю.А.Мочанова, но также на чрезвычайно обширный круг философов – от Гераклита, Платона и Аристотеля до Гердера, Ницше, П.Флоренского, Т.де Шардена и Л.Н.Гумилева. Столь широкий подход и универсализм весьма уместны при изучении проблем такого масштаба. Однако мировоззренческие и исходные методологические позиции автора от этого не становятся более убедительными, по сравнению с гилозоизмом (учением о всеобщности жизни) натурфилософских схем некоторых античных мыслителей, или с предложенным в 1977 г. голландцем В.Вердениусом, учением о наделенности всей материи сознанием, названным им “гилоноизмом”. В лучшем случае их можно принять как чрезвычайно смелую, хотя весьма сомнительную гипотезу, но никак не в качестве философско-методологической основы (парадигмы), пригодной для постановки и решения актуальных научных и практических проблем перехода к равновесному природопользованию.

Прежде чем всерьез обсуждать проблемы такого рода необходимо решить ключевые методологические вопросы данной темы: как эмпирически интерпретировать понятия “живое”, “интеллект”, чтобы истинность, связанных с ними высказываний, была проверяемой. В противном случае можно утверждать все, что угодно и дискуссия будет бессмысленной. Причем, прояснение смысла терминов здесь имеет не только абстрактно-теоретическое, но и важное практическое значение.

Так, в случае возникновения угрозы глобальной катастрофы при приближении к Земле крупного астероида или кометы, В.П.Казначеев призывает прежде чем решать технический вопрос о возможности предотвращения катастрофы путем уничтожения приближающегося тела ядерными зарядами, установить: “кто летит, живое или косное?”9. Бесспорно, знать возможные экологические и психологические последствия подобных акций крайне важно, но выяснять перед лицом такого рода опасности не является ли приближающийся астероид живым и, чего доброго, разумным существом – равнозначно требованию выяснения не разумна ли надвигающаяся с гор на поселок каменная или селевая лавина, вместо того, чтобы предпринимать соответствующие практические спасательные меры.

Отвергая концепцию устойчивого развития, В.П.Казначеев противопоставляет ей свою концепцию, основанную на весьма интересных и фундаментальных, но крайне общих идеях, практическая реализация которых гораздо проблематичнее, чем даже идеи симбиотического пути развития, выдвинутые И.Гительзоном и его коллегами. “По-видимому, – пишет он, – на поверхности Земли существуют различные гетерогенные потоки и завихрения, протуберанцы, связывающие живой мир нашей Земли с живым космическим пространством и организация таких потоков по параллелям и меридианам. Наличие соответствующих станций с установленными на них большими системами из зеркал Козырева и других источников энергии может существенно реконструировать саму планету с точки зрения стратегии сохранения и выживания на ней живого вещества. Значит, мы подходим к проблемам геокосмической геогигиены, о чем говорил в свое время П.П.Лазарев, но уже на новой концептуальной основе. По-видимому, она и будет той базой для выживания в будущем в противоположность концепции так называемого “стабильного развития”, где теория Мальтуса как будто бы становится сегодня даже руководящей идеей”10. Вместо этого В.П.Казначеев предлагает переходить на “новую космическую ступень автотрофности человечества по В.И.Вернадскому”11.

Иначе говоря, людям предлагается научиться питаться путем прямого синтеза необходимых для жизни органических веществ из неорганических веществ и путем прямого поглощения солнечной и космической энергии (без употребления или минимизации потребления растительной и животной пищи). К сожалению, столь заманчивые предложения пока относятся, скорее, к научной фантастике, чем к актуальным научным и практическим задачам преодоления глобального экологического кризиса. Приходится констатировать: пока каких-либо достаточно реалистичных альтернатив концепции устойчивого развития в арсенале науки просто нет, за исключением, правда, альтернативы глобальной экологической катастрофы, которая может разразиться при ныне живущих поколениях.

III

Методология обеспечения социальной устойчивости в отдельных странах и в глобальном масштабе, необходимая для согласованного решения задач равновесного природопользования, требует анализа и учета конкретных противоречий и соотношений противоборствующих политических сил, учета столкновений противоположных реальных интересов, идеологических и ценностных ориентаций. Иначе говоря, требует социально-политического, в том числе геополитического и классового подходов. Между тем, именно политический аспект концепции устойчивого развития, наиболее часто рассматривается оппонентами как неправомерный и опасный.

Принятие идеологии ресурсосберегающего устойчивого развития, считают, например, И.И.Гительзон и его соавторы, может сделать будущее весьма драматичным, поскольку неизбежно возникнут трения и противоречия между государствами. “Конференция в Рио-де-Жанейро показала, – пишут они, – что на пути становления квот и предельных нормативов согласия ожидать не стоит. Как распределить квоты на загрязнение – пропорционально численности населения или уровню промышленного производства? Борьба за право использования ограниченных ресурсов может принять форму мировой “холодной” войны. Новая война за передел мировых ресурсов заставила бы мировое сообщество тратить силы не на изменение технологий и выход из экологического кризиса, а на защиту прав на потребление”12. В.П.Казначеев отвергает концепцию устойчивого развития как “западную” и “политизированную”, отражающую интересы так называемого “золотого миллиарда”, то есть группы наиболее развитых капиталистических стран, присваивающих 4/5 мировых ресурсов, как концепцию, реализация которой “приведет к поляризации культур современных ноосферных волн и самоуничтожению планеты”13. В этом же духе выступают С.Кургинян, и В.Репин, считающие, что устойчивое развитие “есть фактическая капитуляция перед геополитическим конкурентом”, означающая геноцид населения России и большинства стран мира, то есть идея, абсолютно несовместимая с идеалами и целями коммунизма”14. Другие же оппоненты, например, М.Рац, наоборот полагают: что “устойчивое развитие не концепция, а голая идея мало отличающаяся от коммунистической”15.

Отмежевываясь от политики, понимаемой в качестве деятельности, направленной на защиту интересов определенных государств, классов или групп, В.П.Казначеев призывает переходить от известного сегодня геополитического уровня на уровень “космополитический” (в данном случае на уровень, связанный с “живым космическим пространством”) в целях разрешения проблем глобальной стратегии выживания. Выполнение же программы ООН “Повестка на ХХI век”, предусматривающей переход мирового сообщества на путь устойчивого развития, по его мнению, “неминуемо приведет к расколу человечества, к идее выживания “золотого миллиарда”, что является научно необоснованным. Налицо полный возврат к идеям Мальтуса”16.

В действительности концепция, принятая в 1992 г. в Рио-де-Жанейро, вовсе не предполагает выживание одного миллиарда людей, как считает В.П.Казначеев, а имеет ясно выраженную гуманистическую направленность17. Вместе с тем, следует подчеркнуть, что даже самые мрачные опасения и тревоги оппонентов не беспочвенны. Концепцию устойчивого развития стремятся извратить и всячески использовать в качестве идеологического прикрытия планов утверждения своего абсолютного господства над миром транснациональные мондиалистско-иудейские корпорации, чтобы превратить подавляющее большинство землян в покорное стадо, потребление которого и численность (возможно в размере одного миллиарда или даже менее) будет устанавливаться в зависимости от потребностей финансовой элиты “мировым правительством”, и таким путем разрешать экологические проблемы, избавив планету от “перенаселенности”18.

О величайшей опасности для рода человеческого и даже неизбежности в условиях современного глобального рынка, контролируемого транснациональными корпорациями, реализации именно такого плана, явно не декларируемого, но уже осуществляемого на деле, предупреждает выдающийся глобальный аналитик современности Н.Н.Моисеев19. Следовательно, чтобы сорвать подобные зловещие замыслы, необходима опирающаяся на высокую духовность и научную методологию, твердая и последовательная политика России, направленная на освобождение от финансово-экономических, политических и идеологических пут, которыми Запад с помощью своих “агентов влияния” и компрадорской “новорусской” буржуазии повязал нашу, еще совсем недавно великую мировую державу. В этом залог и необходимое условие спасения всего человечества от надвигающейся на него “железной пяты” капитала.

Призывы заменять геополитику “геокосмической” политикой, направленной на взаимодействие с “живым космосом”, или не тратить силы на защиту прав на потребление, чтобы направлять усилия государств на “изменение технологий и выход из экологического кризиса” могут импонировать гуманистическому сознанию. Но по реалистичности они мало отличаются от призывов Ф.Бэкона прекратить все политические и классовые распри, чтобы обратить все силы человечества на покорение природы: тогда, полагал он, богатств хватит на всех, и таким образом отпадут причины борьбы и вражды между людьми. Надежды этого провозвестника научных и промышленных революций могли бы, возможно, сбыться, если Земля со всеми ее природными богатствами уподобилась модели безгранично расширяющейся Вселенной...

Бесперспективность методологического изоляционизма, связанного с жестким отграничением научно-технических и экологических вопросов от политики ясно осознают широко мыслящие ученые и государственные деятели Запада. “Охрана природы – в гораздо большей степени, – подчеркивает профессор Ф.Сен-Марк, – политическая проблема, чем техническая. Она зависит прежде всего от соотношения сил”20. Устойчивое развитие, считают Д.Пирс и И.Уорфорд, есть нормативная концепция – вектор социальных целей, выраженных определенным набором показателей, которые общество стремится достичь и максимизировать. А так как содержание развития зависит от конкретных социальных целей, рекомендуемых правительством, то такая концепция должна быть политической21.

Выбор целей основывается на противоречивых целях, таких как экономический рост и сохранение окружающей среды, введение новых технологий и сохранение традиционных культур, как согласование экономического роста с социальной справедливостью, а также должно учитывать объективную противоречивость интересов различных классов и социальных групп. Именно этим, главным образом, объясняется большой “разнобой” методологических подходов и определений ключевых понятий, зависящий от выдвигаемых в качестве желаемых идей и средств их реализации.

Вместе с тем, существует и значительная общность интересов и предлагаемых трактовок, что позволяет достигать некоторого “консенсуса” по поводу базовой концепции устойчивого развития. Однако не теоретические дискуссии, а государственные политические решения имеют определяющее значение с точки зрения того, останется та или иная концепция благим пожеланием или же получит воплощение в жизни. Думается, академик В.А.Коптюг вполне обоснованно отказался принять участие в правительственной группе по разработке государственной стратегии устойчивого развития, поскольку, по его убеждению, никакой разумной национальной стратегии без радикального изменения социально-политического курса в России быть просто не может. Такую позицию разделяет и Президиум Сибирского отделения РАН22.

Итак, ни в рамках отдельных государств, ни, тем более, в международном масштабе никакая “деполитизированная” стратегия равновесного природопользования или устойчивого развития в принципе невозможна. Создание соответствующих социально-экономических и политических предпосылок – необходимое условие практического решения проблемы выхода из глобального экологического кризиса и перехода человечества на путь устойчивого развития. В этом деле исключительную роль приобретает субъективный фактор истории, причем, особая ответственность ложится на властвующие политические структуры и персонально на высших государственных руководителей.

Примечания

1 Гуманитарные науки в Сибири. – 1995-1997 гг.

2 В поисках глобальной стратегии выживания // Природа. – 1996. – №1. – С.5-8.

3 Пригожин И., Стренгерс И. Порядок из хаоса. – М., 1996.

4 Гительзон И.И. и др. Какой должна быть стратегия развития? // Вестн. РАН. – 1997. – Т.67. – №5.

5 Там же. – С.13.

6 Казначеев В.П. Проблемы живого вещества и интеллекта: этюды к теории практики медицины III тыс. // Вестн. МИКА. – 1995, вып.2. – С.22.

7 Казначеев В.П. Институт человека или человечества? // Вестник МИКА. – 1996, вып.3.

8 Там же. – С.13.

9 Там же. – С.11.

10 Казначеев В.П. Прежде всего // Вестник МИКА. – 1996, вып.3.

11 Казначеев В.П. Проблемы живого... – С.22.

12 Гительзон И.И. и др. Какой должна быть... – С. 419.

13 Казначеев В.П. Проблемы живого... – С.22.

14 Кургинян С., Кудинова А., Репин В. Что есть устойчивое развитие? // Завтра. – 1995. №16 (72).

15 Природа. – 1996. – №1. – С.5-8.

16 Казначеев В.П. Прежде всего. – С.5; Он же. Институт человека... – С.10.

17 Коптюг В.А. Конф. по окр. среде и развитию (Рио-де-Жанейро, июнь, 1992 г.) // Инф. обзор СО РАН. – Новосибирск, 1992.

18 Турченко В.Н. Сущность и альтернативные парадигмы устойчивого развития // Закономерности социального развития: ориентиры и критерии моделей будущего, ч. 1. – Новосибирск: СО РАН, 1994.

19 Моисеев Н.Н. Агония России. Есть ли у нее будущее? // Зеленый мир. Спецвыпуск. 1996. №12 (218).

20 Сен-Марк Ф. Социализация природы. – М.: Прогресс, 1977. – С.333.

21 Pears D., Wardford J. Word Without End Economics. Enviroment and Sustainable Development. – Oxfоrd Universiny Press. 1993.

22 Коптюг В.А. Возможна ли разработка устойчивого развития России. – Вып.1. – Новосибирск: НГУ, 1997; О проекте концепции перехода Российской Федерации на модель устойчивого развития // Наука в Сибири. – 1995. – №8.