Р. Жемерикин

 

КАЛЕНДАРНЫЙ КОД В ОРНАМЕНТЕ АНДРОНОВСКОГО СОСУДА

 

При изучении семантики орнамента на керамике с теоретической точки зрения его можно рассматривать как некую знаковую систему, как специфический “текст”, несущий особую информацию. В этой знаковой системе можно выделить две главные составляющие: образную и числовую. И если образная составляющая уже довольно давно является объектом изучения и ее описанию и интерпретации посвящено значительное количество публикаций [для примера см.: 2; 7; 8; 15; 17], то числовая составляющая – число элементов орнамента, крупных и мелких, их семантика, – становится объектом рассмотрения лишь в последнее время. Этот аспект анализа приобретает особенное значение для исследований смысловой нагрузки керамического декора тех культур, где изобразительное начало выражено неявно или вовсе отсутствует [20, 198]. К числу такого рода культур принадлежит и андроновская, материалы которой составляют основу для настоящей заметки. В орнаменталистике андроновской культуры господствует геометрический стиль, и, при его сложности, а, иногда, даже изощренности, в нем практически отсутствуют легко опознаваемые образы.

Единственной основой, на которой может проводиться относительно доказательная интерпретация числовой составляющей орнамента является календарно – астрономическая сфера. Поэтому исследование чисел орнамента выводит на две важные взаимосвязанные проблемы: 1) уровень развития точных календарно – астрономических познаний в обществах древности; и 2) место и функция этих знаний в религиозно – магической картине мира древних обществ. К настоящему моменту в обоих направлениях отечественными и зарубежными учеными уже проделана значительная работа [5; 6; 10; 11; 12; 13; 14; 15; 21; 22.]. Не ставя своей задачей подробную характеристику всей литературы, посвященной данной проблематике, рассмотрим некоторые принципиальные теоретические и методологические вопросы.

Исходным пунктом семантического анализа орнамента для нас служит тезис, сформулированный Е.В. Антоновой так: “Орнамент в условиях первобытного искусства не мог быть только декоративным. Он, по-видимому, отражал тот же “универсум”, что и все прочие “тексты” того времени, но присущими именно ему средствами.” [2, 7] Она же в соавторстве с Д.С. Раевским отмечает: “По существу любой признак вещи – знака, представляется он современному исследователю семантически нагруженным или нет, выступает как носитель реальной или потенциальной семантики этой вещи, поскольку он, независимо от степени осознанности этого обстоятельства самим создателем вещи, неизбежно формируется в рамках ее (культуры – Ж.Р.) семантического поля” [3, 218]. Последний тезис принципиально ориентирует на внимательное отношение и к числам, задаваемым элементами орнамента, на исследование их вероятной смысловой нагрузки.

При обращении к конкретному материалу встает проблема выбора направления исследования, – условно говоря, “вертикаль – горизонталь”, – т.е. выбора между максимально углубленным анализом числовой структуры орнамента каждого отдельного сосуда, используя семиотический метод, или же выявлением неких устойчивых для достаточно представительной выборки сосудов данной культурно-хронологической общности закономерностей группировки чисел элементов орнамента при помощи статистико-комбинаторных методов. Каждый из этих методов в отдельности имеет свой достоинства и недостатки.

Так, с одной стороны, статистическое исследование частоты встречаемости чисел, образуемых мелкими элементами орнамента на сосудах срубной культуры позволило прийти к следующим выводам: “Исключительное многообразие чисел при минимуме совпадений ... показывает всю опасность их интерпретации на отдельно взятом сосуде ... При желании здесь можно подобрать любые значения для привязки к религиозным, мифологическим, календарным и другим представлениям самых разных народов. Даже при трехкратном совпадении вероятность случайности очень велика” [6, 27]. Можно отметить, что на исследованной авторами выборке срубных сосудов (104 экз.) максимальное количество совпадений чисел мелких элементов орнамента не превышало трех [там же].

Ту же картину – большое разнообразие чисел элементов одной и той же зоны орнамента на разных сосудах показывают еловские и андроновские сосуды (выборка – 64 экз.), изученные томскими археологами [5, 22], в данном случае, правда максимальное количество совпадений чисел орнамента равно 16 [5, 24].

С другой стороны, при изучении явлений духовной культуры статистико-комбинаторные методы зачастую оказываются малоэффективными [21, 45]. Очевидно, что не все сосуды, объект массового производства, несли на себе календарную информацию. Применительно к срубной культуре исследователи отмечают, что сосудов со сбоями в орнаментальном ритме, в которых можно подозревать календарную семантику “будет 25% от общего количества орнаментированных сосудов” [6, 32]. Логично допустить также, что помимо сосудов с отдельными календарными элементами, существовали и сосуды, орнамент на которых был специально посвящен передаче календарной информации – типа известного кувшина черняховской культуры из Ромашек, аграрно-календарную семантику орнамента на котором раскрыл Б.А. Рыбаков [16]. При сплошной обработке числовых значений орнамента сосудов упомянутых трех гипотетических групп – сосудов с орнаментом без календарной семантики, сосудов с орнаментом с отдельными календарными элементами и специально календарных сосудов, весьма вероятны значительные искажения картины встречаемости значимых для самих носителей культуры чисел.

Анализ частоты встречаемости чисел орнамента может выявить (с учетом сделанных выше оговорок) некие предпочитаемые носителями данной культуры числа [6, 24], но он не может выявить систему, обусловившую выбор именно этих чисел. Здесь уместно вспомнить серию уникальных в своем роде объектов верхнепалеолитического искусства со сложными знаковыми записями, исследованную В.Е. Ларичевым [10; 11; 12]. Набор чисел в каждом случае разнился, но тем не менее, как это было им показано, система кодировки информации на всех них относительно едина. Подобного рода система кодировки информации прослеживается и на объектах раннего железного века [13] В данном случае очевидно, что простой анализ частоты встречаемости тех или иных чисел на предметах верхнепалеолитической пластики не позволил бы обнаружить столь развитый уровень организации знаковых “текстов”. Такого рода соображения заставляют начинать изучение числовой составляющей орнамента именно с тщательного анализа и интерпретации знаковой системы каждого отдельного объекта при помощи семиотического метода, нацеленного на изучение системных связей разного уровня между элементами данной целостности [21, 45], в нашем случае – на выявление принципов организации числовых последовательностей, так как значимыми являются, как представляется, именно они, а не конкретно – числовые значения.

На необходимость такого подхода указывают и зарубежные исследователи: "Статистическая обработка частоты и вероятности, используемая при исследованиях ориентаций (архитектурных памятников в широком смысле – Ж.Р.) не применима в случаях числовых систем. Доказательства основываются скорее на проверке соответствия любой данной организованной на основе числовых последовательностей структуры ее постулируемому культурному использованию. Вопрос заключается в понимании принципов организации. Дополнительные примеры могут расширить или дополнить предположения о принципах организации, но дело заключается в функциональной структуре каждого данного примера, а не в числе примеров” [23, 16].

Страховкой от волюнтаризма должен служить системный характер исследования, по принципу анализа комплекса связей между элементами в последовательных целостностях разного уровня: сосуд – погребение – погребальный комплекс – могильник – локальный ареал – культура в целом. В плане поиска основы для верификации высказываемых гипотез мы присоединяемся также к совершенно справедливому методологическому принципу, выдвинутому Б.А. Рыбаковым: “Критерием правильности должна быть взаимосвязанность разгаданных сюжетов, их слияние в единую систему” [18, 174].

Не расценивая сделанные ниже выводы как единственно верные и окончательные – ответ на этот вопрос может дать, очевидно, только система интерпретации, работающая на массовом материале, – представляется нужной публикация вариантов расшифровок орнаментов отдельных сосудов не только с целью получения конкретных результатов, но и с целью отработки методологии исследования, испытания различных методических подходов для отбора наиболее адекватного. Речь идет о возможности интерпретации знаковой системы орнамента с помощью методики анализа числовых последовательностей, разработанной В.Е. Ларичевым.

В качестве примера рассмотрим сосуд из могильника Старый Тартас-4, расположенного в Венгеровском районе Новосибирской области (кург. 4, погр. 1, Раскопки В.И. Молодина)1. Это – баночный сосуд, типичный по форме и орнаменту для федоровской культуры. Из ряда прочих банок данного могильника он выделяется тщательностью нанесения орнамента и наличием вертикальных, а не горизонтальных, как на других сосудах “елочек”, имеет профилированные стенки и валик в верхней части (см. рис. 1). В погребении сосуд лежал на боку за головой ориентированного ЗЮЗ покойника – ребенка, в юго-западном углу могильной ямы. Других сосудов, равно как и любых других предметов, в могиле не было.

Рис. 1. Сосуд из могильника Старый Тартас-4.

 

Орнамент нанесен отчетливо и состоит из двух частей, границей между которыми служит валик: по самому валику и по краю устья нанесены лунки (пояса 3 и 1 соответственно), между ними – полоса наклонных отпечатков зубчатого штампа (пояс 2). Конечное число лунок для трех верхних поясов (ввиду наличия большого поврежденного участка) реконструируется расчетом среднего количества лунок на единицу длины на сохранившейся части, затем производится расчет вероятного числа лунок для поврежденного фрагмента. Всего таким образом реконструируется для валика (П3) – 64 лунки, наклонных линий (П2) – 59 и лунок по устью(П1) – 69. Всю поверхность сосуда ниже валика занимают вертикальные “елочки”, которых всего 12 штук, количество “ветвей” в них – 30, 29, 30, 30, 30, 32, 32, 32, 32, 31,32, 29, всего – 369 линий. Пустое пространство между вершин “елочек” заполнено лунками, общим количеством 69 штук (один из треугольников между вершинами “елочек” №№9 и 10 полностью уничтожен, но, судя по сохранившимся крайним верхним линиям “елочек”, пространства между ними хватило бы только на четыре лунки против шести обычных; надо заметить, что прецедент наличия четырех, а не шести лунок над “елочками” имеется, – это ближайший слева треугольник (между вершин “елочек” №№ 8 и 9), таким образом, принятие нами четырех лунок вместо шести косвенно подтверждается (рис. 2).

Рис. 2. Орнаментальный пояс.

 

Рассмотрим теперь первичные числа (условный термин для обозначения естественным образом выделенных самим строением орнамента неких числовых массивов) элементов каждого орнаментального пояса с точки зрения их возможной календарной семантики:

69 – это число встречается дважды – число лунок по краю устья и число лунок под валиком между вершинами “елочек”. Оно кратно синодическому лунному циклу:

69 сут. : 29,53 сут = 2,3365 (~ 2,3) синод. мес.;

59 – весьма примечательное число с явственной календарной семантикой – это почти идеально точное число суток в двух синодических месяцах:

59 сут : 29,53 сут. = 1,9976 (~ 2) синод. мес.;

64 – число кратное сидерическому лунному циклу:

64 сут. : 27,32 сут. = 2,3426 (~ 2,3) сидер. мес.

369 – число, близкое числу суток в солнечном году – 365, и потому соблазнительно постулировать именно такую календарную семантику данного пояса (тем более, что 12 “елочек” естественно ассоциируются с 12 месяцами года). Однако разница между календарным и орнаментальным числами достигает четырех единиц, что, конечно, слишком много для точной календарной записи. Поэтому, отметив эту гипотезу, поищем более определенную связь числа 369 с календарной сферой. В этой связи обратим внимание на кратность этого числа сидерическому лунному циклу:

369 сут.: 27,32 сут. = 13,5065 (~ 13,5) сидер. мес.

Среди первичных числовых комплексов можно выделить еще числа, связанные не с мелкими элементами, а с их композиционно выделенными крупными блоками. Это 12 – число треугольников между вершинами “елочек”, заполненных оттисками лопаточки (пояс 4) и 24 – число столбцов линий, образующих сами “елочки” (представляется, что именно число столбцов, а не “елочек” является первичным числом). Данные числа – 12 и 24 – также имеют выраженную календарную семантику: первое – число отрезков традиционного членения года – месяцев; второе – либо число месяцев в двух годах, либо число более дробных отрезков членения года – например, светлых и темных половин месяцев.

Итак, все рассмотренные числа элементов орнамента оказываются сопоставимыми с календарными реалиями.

Прежде чем приступить к последующим ступеням анализа, затронем еще одну методологическую проблему. Исследователями семантики древнего искусства неоднократно подчеркивалось, что каждый отдельный знак может быть адекватно интерпретирован только при наличии достаточно развитого контекста, который актуализирует отдельный значения данного знака, поскольку любой символ принципиально полисемантичен. [напр. 8, 27]. Проблема сводится к тому, чтобы найти какие-то внутренние для данной целостности основания (контекстные связи), которые бы позволили с большой степенью уверенности постулировать именно такое значение для данного знака из всех возможных. Применяя к рассматриваемому случаю это общее правило, можно сказать, что выделяя некие группы элементов орнамента для поиска вероятной календарной соотнесенности кодируемых этими элементами чисел, нужно следовать естественному членению знакового массива, – анализируемые группы элементов должны быть каким-то образом выделены самим строением орнамента.

Такое естественное членение орнаментального поля обеспечивается в первую очередь морфологическим строением сосуда, – вполне допустимо предположить, что именно морфологически выделенные зоны несут на себе особую семантическую нагрузку. Предположение об особой семантической нагрузке определенных зон орнамента [19, 54] и о сознательной соотнесенности орнаментальной схемы с морфологическим строением сосуда [9, 131] уже высказывалось. Последний тезис в свете темы данной статьи также важен, ввиду того, оказываясь в сфере ритуала, – в сфере сакрального, любой объект (сосуд – частный случай) и любой его элемент – морфологический или орнаментальный – получал сакральное космологическое значение [для генетически связанной с андроновской ведийской культуры – 9, 131–135; 24, 12; см. тж. 1].

В рассматриваемом случае морфологическое членение поверхности сосуда обеспечивается валиком, разбивающим ее на две крупные вертикальные зоны. Подсчет всех знаков ниже валика (включая и лунки на нижней стороне самого валика) дает число:

369+69+64=502

Это число близко числу суток в 17 синодических месяцах:

29,5 сут. × 17= 501,5 сут.

Сумма же знаков над валиком равна:

69+59=128

что, сопоставимо с числом суток в 4,3 синодических месяцах

128 сут. : 29,53 сут. = 4,3345 (~ 4,3) синод. мес.

Наконец, общее число знаков на всем сосуде равно:

69+59+64+69+369=630

В этом числе тоже наличествует календарный подтекст:

630 сут : 29,53 сут. = 21,3342 (~ 21,3) синод. мес.

После проверки календарной семантики чисел элементов орнамента следующей ступенью анализа должна стать проверка наличия закодированных этими числами крупных базовых календарных циклов – продолжительности солнечного и разных вариантов лунного годов, периодов обращения планет. Иначе говоря теперь целью поиска будет не рассмотрение возможной календарной семантики эмпирически данных чисел, а поиск возможного способа кодировки ими конкретных календарных чисел. Методом, позволяющим осуществить такую проверку, оказывается алгоритмический метод, разработанный и опробованный В.Е. Ларичевым на материале знаковых систем палеолита [10, 185; 12, 125]. Собственно, “под алгоритмом понимается всякое точное предписание, которое задает вычислительный процесс, начинающийся с произвольного данного и направленный на получение полностью определяемого этим исходным данным результата; В содержание предписания ... помимо инструкции по развертыванию алгоритмического процесса, должно входить также: 1) указание совокупности исходных данных и 2) правило, по которому процесс признается закончившимся ввиду достижения результата” [4, 400]. В рассматриваемом случае совокупностью исходных данных будут все выявленные выше числа орнамента, правилом окончания процесса будет получение в его ходе чисел указанных выше базовых календарных циклов или близких к ним, инструкция по развертыванию алгоритмического процесса будет включать три направления: 1) последовательное неоднократное счисление числа знаков одного пояса; 2) последовательное счисление чисел знаков разных поясов; 3) комбинация этих двух методов.

I. Обратимся к материалу. Применение первого направления алгоритмического подхода позволяет выявить следующие календарно значимые числа.

1. Пятикратное счисление знаков первого пояса (69 шт.) выводит на число, близкое числу суток в драконическом затменном году (периоду времени между прохождениями Солнца через одну из точек пересечения земной орбиты и лунной, в которых только и возможны затмения):

69 сут. × 5 = 345 сут.

2. Отмеченная выше четкая связь числа 59 с синодическим лунным счетом времени позволяет выйти на годовой лунный цикл:

59 сут.× 6 = 354 сут.

3. Знаки поясов 3 и 4, ввиду того, что они расположены под валиком и имеют одинаковую форму (в отличие от знаков двух верхних поясов), целесообразно учитывать вместе: 64+69=133. Трехкратный проход по знакам этих двух поясов выведет нас на точное число суток в синодическом обороте Юпитера:

133 сут. ×3 = 399 сут. (~ 398,9 сут.)

II. Второе направление алгоритмического счета выводит нас на другие значимые с календарной точки зрения числа:

1. Счисление всех знаков на сосуде – 630 и, затем, счисление знаков второго, третьего и пятого поясов (24+59+64) в сумме дают: 630 + 24 + 59 + 64 = 777 – число, близкое синодическому обороту Марса (779,9 сут.).

2. На число, близкое синодическому периоду Венеры, позволяет выйти счисление знаков 2 – 5 поясов

59 + 64 + 69 + 369 + 24 = 585 ( ~ 583,9 сут.)

3. Последовательный счет знаков всех поясов сосуда 69 + 59 + 64 + 69 + 24 = 285 – дает число, близкое календарю беременности женщины (в среднем – 281 сут.).

III. И, наконец, третье направление дало следующие результаты.

1. За основу дальнейших расчетов принимается число 354, получаемое шестикратным счислением знаков пояса 2. Суммируя его с числом треугольников пояса 4

354+12=366, получаем число, близкое числу суток в солнечном году – 365,242 (следует заметить, что солнечный год в 366 суток встречается в знаковых системах древности [10, 188]).

2.Суммирование опорного числа 354 с числом столбцов пояса 5 позволяет выйти на цикл Сатурна

354 + 24 = 378 (~ 378,1 сут.).

Таким образом, применение алгоритмической методики анализа числовой структуры орнамента позволяет выявить практически все основные календарные циклы Солнца, Луны и планет.

Полученные результаты следует расценивать как первое приближение к решению проблемы. Даже принимая в целом тезис о сознательном и целенаправленном привнесении в орнамент выявленных чисел, неясными пока остаются иные пласты семантики и прагматики – почему или, лучше сказать, зачем фиксировались именно эти числа?

Очевидно, что ответ на последний вопрос возможен лишь в рамках закономерной системы интерпретации смыслов, кодируемых орнаментом, в системе, работающей на массовом материале, создание которой – и есть стратегическая цель исследований.

 

Примечание

1 Выражаю глубокую благодарность В.И. Молодину за разрешение воспользоваться его не опубликованными материалами.

 

Литература

1. Антонова Е.В. К исследованию места сосуда в картине мира первобытных земледельцев // Восточный Туркестан и Средняя Азия в системе культур древнего и средневекового Востока. – М., 1986.

2. Антонова Е.В. Орнамент на сосудах и “знаки” на статуэтках Анауской культуры (к проблеме значения) // Средняя Азия и ее соседи в древности и средневековье. – М., 1981.

3. Антонова Е.В., Раевский Д.С. О знаковой сущности вещественных памятников и о способах ее интерпретации // Проблемы интерпретации памятников культуры Востока. – М., 1991.

4. Бусленко Н.П. Алгоритм // БСЭ, Т.1. – М., 1969.

5. Балакин Ю.В., Петров А.И., Труфанов А.Я. Астральные знаки и их числовое содержание // Искусство и фольклор народов Западной Сибири. – Томск, 1984.

6. Беседин В.И., Сафонов И.Е. Числа в орнаментации керамики срубной культуры // РА. – 1996. – №2.

7. Голан А. Миф и символ. – М., 1994.

8. Евсюков В.В. Мифология китайского неолита. – Новосибирск, 1988.

9. Кузьмина Е.Е. Откуда пришли индоарии? – М., 1994.

10. Ларичев В.Е. Мальтинская пластина – счетная календарно-астрономическая таблица древнекаменного века Сибири // Методологические проблемы археологии Сибири. – Новосибирск, 1988.

11. Ларичев В.Е. “Совершенные числа” // III годовая сессия Института археологии и этнографии СО РАН, ноябрь 1995 г. – Новосибирск, 1995.

12. Ларичев В.Е. Все – в одном // Проблемы археологии, антропологии и этнографии Сибири и сопредельных территорий. – Новосибирск, 1998.

13. Ларичев В.Е. “Великое зерцало” // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. – Новосибирск, 1988.

14. Ларичев В.Е., Жемерикин Р.В. Андроновский “космограф” // Интеграция археологических и этнографических исследований, ч.I. – Новосибирск-Омск, 1996.

15. Оторощенко В.В. Элементы изобразительности в искусстве племен срубной культуры // СА. – 1974. – №4.

16. Рыбаков Б.А. Календарь IV в. из земли полян // СА. – 1962, №4.

17. Рыбаков Б.А. Космогония и мифология земледельцев энеолита // СА. – 1965. – №1.

18. Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. – М., 1987.

19. Рудковский И.В. Типы зонирования в андроновском орнаменте // Вопросы археологии Центрального и Северного Казахстана. – Караганда, 1989.

20. Формозов А.А. Искусство эпохи мезолита и неолита // Материалы и исследования по археологии. – Т.166. – М., 1970.

21. Шилов Ю.А. Прародина ариев. – Киев, 1995.

22. Koleva V. Calender from cult scene from Ovcharovo // Astronomical tradition in past cultures. – Sophia, 1996.

23. Murray W.B. The northeast mexikan petrogliphic counting tradition: a methological summary // Astronomical traditions in past cultures. – Sophia., 1996.

24. Rau W. Topferei und Tongeschirr im vedischen Indien // Abhandlungen der Geistes – und Sozialwissentschaftlichen Klasse. NR 10. – Wiesbaden., 1972.