В. П. Фофанов

СОЦИАЛЬНАЯ ФИЛОСОФИЯ:
К НОВОЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОЙ ПРОГРАММЕ*

Отечественное социально-гуманитарное знание переживает “слом парадигмы” хотя бы уже потому, что оказалось не в состоянии достаточно адекватно объяснить природу советского общества и предсказать на этой основе его судьбу. То же самое можно сказать о диссидентской и западной советологической мысли. Поэтому простая “замена” базового концепта на какой-то иной оказалась невозможна. Эффективно лишь такое развитие предыдущей концептуальной схемы (и в ее Марксовом варианте, и в варианте советской философии), которое снимает ее и переводит науку в новое качественное состояние.  Сегодня нужен самый широкий взгляд, охватывающий огромный комплекс социально-исторических проблем, чтобы ответить на вопрос, – а почему, собственно говоря, современная Россия пришла к ее нынешнему катастрофическому состоянию? При этом надо понимать, что такая постановка не специфична лишь для России. Глобальные проблемы, и прежде всего экологическая, уже вынудили Запад признать, что развитые страны должны сменить тип экономического развития1.

Современный кризис России есть лишь концентрированное выражение общечеловеческого кризиса. Разница лишь в том, что Россия уже начала менять тип развития, и поэтому для нее поиск нового пути есть вопрос не завтрашнего дня, а вопрос выживания уже сегодня. Углубляется всеобщий духовный кризис, и средством его преодоления может быть лишь глобальный духовно-практический синтез, который приведет к формированию нового типа мировоззрения, нового типа духовности в целом. Ключевую роль в этом процессе призвано сыграть создание нового типа философии, которая позволила бы переосмыслить содержание, строение и базовые ценности современной гуманитаристики. Обсуждению вопросов построения такой философии и посвящена данная статья.

Статус социальной философии

Социальная философия обычно понимается как один из отнюдь не первостепенных разделов философского знания, где-то между метафизикой, онтологией и гносеологией, – и более частными направлениями, посвященными социальной проблематике, – философией культуры, религии, техники и т.д.

Тем не менее, на мой взгляд, именно социальная философия является основной философской дисциплиной, категориальный аппарат которой позволяет превратить философию в единую систему. Дело в том, что все проблемы, обсуждаемые в философии, – это проблемы социальные в том смысле, что они порождены процессами, происходящими в обществе. Ибо даже те, кто верят, что способность чувствовать, мыслить и действовать дана нам Богом, конечно же сознают, что человеческие способности реализуются через процесс социальной жизни.

Философские концепции, которые абстрагируются от этого факта, представляют собой, соответственно, лишь очень абстрактное описание присущих человеку и человечеству жизненных проявлений. И наоборот, философия, которая не просто учитывает этот факт, но кладет его в основание любого теоретического представления любого из проявлений человеческой жизнедеятельности, создает тем самым предпосылки для гораздо более конкретного описания своего объекта.

Именно в этом и состоит, на мой взгляд, особый статус социальной философии, как дисциплины, специально ориентированной на решение задачи целостного, системного представления социальной реальности. Базовые понятия социальной философии должны быть направлены именно на то, чтобы теоретически представить социальность как таковую, и из нее вывести все многообразие, все эмпирическое богатство переживаний, мыслей, поступков, событий, образующих реальные социальные процессы и составляющих жизнедеятельность отдельных людей, этносов, цивилизаций и, в конечном счете, всего человечества. Разумеется, речь идет лишь о принципиальной возможности такого “единого” описания. В принципе оно может быть дано лишь всей совокупной гуманитаристикой. Важен сам подход, способный обеспечить “единство взгляда”, обеспечить ту “глобальность”, которая стала бы адекватна возникшим в практике человечества глобальным проблемам.

Безусловно, социальной философии, способной стать фундаментом философского и всего социально-гуманитарного знания в предлагаемом здесь смысле в настоящее время не существует. Речь идет лишь о некоторой логической, теоретической возможности, которая после ее осознания и фиксации превращается в методологический регулятив, почему и способна выступить в качестве исследовательской программы, ориентированной на переосмысление ранее накопленных знаний.

Социальная философия и проблема социальности

Задача сводится прежде всего к необходимости введения некоторого исходного теоретического представления социальности – ее субстанции, ее сущности, ее важнейших исходных определений. На этой основе можно будет построить конструкты, которые позволят представить общество как целое, как особый тип систем. Решение этой задачи может осуществляться на различных предпосылках, что породило и различные трактовки социальности. Я опираюсь далее на принципы монизма и историзма, т.е. на требование представить объект как некоторое единство, причем единство развивающееся, а следовательно, поскольку речь идет о единстве, развивающееся, опираясь на собственный процесс развития. Весь этот комплекс идей фиксируется в диалектическом понимании систем, согласно которому система есть противоречие, а противоречие есть система.

Методом, адекватным задаче системного описания саморазвивающихся объектов, является метод восхождения от абстрактного к конкретному. Он прежде всего требует выделения субстанции системы, – каковой, применительно к социальным объектам, по моему мнению, является социальная деятельность. По сути, на первоначальном этапе восхождения решается задача разработки некоторого понятийно-терминологического аппарата, представляющего собой абстрактный язык, необходимый как средство более конкретного описания социальных объектов. Предложенная мной версия такого языка была в наиболее развернутом виде изложена в книге “Социальная деятельность как система”2. Чтобы представить самодвижение системы, вводится понятие субъект-субъектного взаимодействия, а учет циклически сменяющихся актов таких взаимодействий дает возможность ввести понятие общественного отношения, которое и выступает как типовой элемент всякой социальной системы. Такой подход можно обозначить как принцип интерсубъектности в описании социальных процессов, качественно отличающийся от принципа интерсубъективности, который находится в центре внимания ряда самых перспективных философских направлений XIX и особенно XX века, от Шопенгауэра до Бубера. Разница состоит в следующем. В рамках традиции интерсубъективности, во-первых, соотносятся индивиды, которые, во-вторых, берутся в своих субъективных характеристиках (например, “воля и представление”). В рамках принципа “межсубъектного взаимодействия” (“интерсубъектность”) целым является само взаимодействие, внутри которого, во-первых, соотносятся субъекты как группы людей, которые, во-вторых, взяты в их именно субъектных характеристиках,  представляющих собой единство субъективного и объективного.

По сути, речь идет не столько о социальной философии как одной из философских дисциплин, но об особой философской позиции, для которой ориентация на осмысление общества как целого есть исходный пункт философствования. Но и эта установка может быть реализована по-разному, в связи с чем возможно и необходимо говорить о разных типах социальной философии. Предлагаемый тип социальной философии удобнее всего обозначить термином “рефлексивный”. Смысловая нагруженность этого термина столь велика и разнообразна, что, безусловно, имеется опасность “подстановки” иных смыслов. Однако, при точном определении, можно выстроить целый ряд взаимосвязанных значений в процессе движения от абстрактного к конкретному, когда рефлексивность как взаимообусловленность присутствует прежде всего в общем понимании системы, а ее стороны, выступающие как противоположности, взаимообусловлены и многократно рефлексируют друг в друга.

Исходной для построения модели социальной системы является целая иерархия рефлексий на уровне ее типовых элементов – общественных отношений как взаимодополнительных подсистем, выявление координации и субординации которых позволяет целостно представить описываемые социальные объекты. Ключевую роль здесь играет введение представления о материальном производстве как рефлексии двух подсистем – производства материальных благ и производства человека. Синтезировать такого рода конструкции целесообразно при помощи понятия социальной формации как качественно единой системы однотипных элементов – общественных отношений, структурно-функциональные связи которых определяются их генезисом. Развернутое изложение такого конструкта, по сути, и будет означать “снятие” Марксовой концепции формации.

Однако все это – работа на уровне теоретического конструкта, где фиксируется общее, но отсутствует “специфика”. Ориентация на описание любого социального процесса как некоторого элемента соответствующей социальной системы должна дополняться учетом того, что любая реальная социальная система существует как отдельное, качественно специфическое, уникальное по отношению к другим социальным системам образование, – что фиксируется при помощи понятия “отдельный социальный организм”. Таким образом индивидуальность оказывается характеристикой принципиально значимой в понимании социальности. Отказ от всякого “всеобщего” может быть достигнут лишь через преодоление субъектоцентризма. Если осознать, что любое “всеобщее” всегда субъектно, всегда исторично, всегда социально определено и, тем самым, социально ограничено, то социальное исследование будет направлено не на абстрактную “всеобщность”, которая фактически оказывается нерефлексивным, некритическим, а потому иллюзорным способом осознания собственной субъектности, а на системность как замкнутую в себе целостность, как отдельность, для которой имманентно единство общего и индивидуального.

Философия и социокультурные исследования

Социально-гуманитарное познание в принципе невозможно без ориентации на отдельное. Соответственно, уровень исследования, когда познание непосредственно нацелено на фиксацию не только “общих” закономерностей развития и функционирования социальных систем, но и специфических особенностей формирования и реализации этих закономерностей в том или ином историческом процессе, в жизни того или иного отдельного социального организма, может быть назван социокультурным подходом3. Законы всякой системы историчны не только в том смысле, что в ней реализуются, но и в том смысле, что в ней возникают, ибо закон есть не что иное как взаимодействие элементов данной системы, а также элементов и среды. Адекватное описание социальных законов возможно лишь при посредстве учета культурной специфики соответствующего социального процесса.

Важную роль в описании исторического процесса играет введение понятия о том или ином социальном и, соответственно, социокультурном типе деятельности, включающем двух взаимодополнительных субъектов в исторически данных, т.е. порождаемых этим взаимодействием, условиях. В своем единстве они образуют как бы “генетическую единицу” исторического процесса. Вместе с тем каждый отдельный социальный субъект, сложившийся в рамках данного социокультурного типа взаимодействия, может включаться в иные взаимодействия, выступая в качестве важного генетического фактора, определяющего формирование новых типов социальных систем. Такой тип взаимодействия представляет собой как бы генетическую единицу, которая развертывается, во-первых, “из себя”, т.е. на своем собственном основании, а во-вторых, через взаимодействия с другими подобными социокультурными единицами. Выделение специфических “социокультурных схем деятельности” как единиц исторического описания позволяет строить своего рода комбинаторику, создавать своего рода “таблицы”, которые позволяют проследить своеобразие реальных исторических процессов путем учета лежащих в их основе инвариантов.

Такие схемы деятельности, имеющие всегда конкретно-индивидуальный характер, многократно трансформируясь и “пересекаясь” между собой (что можно рассматривать как своеобразный социокультурный синтез), и образуют движение всякого реального исторического процесса. Их рождение, трансформации и гибель и составляют его содержание. Базовыми для таких процессов социокультурного генерирования, являются исходные типы “материального производства” – человека и вещных благ.

Например, для иудеев как скотоводческого  народа базовой схемой деятельности является отношение пастуха и стада, которое и было отрефлексировано в иудаизме как отношения Бога-пастыря и людей-овец. Пересечение этого концепта с иным концептом, ориентированным не на фиксацию социального неравенства, что объективно получилось в иудаизме, а на поиск форм социального равенства, породило христианство как своеобразное сочетание двух, казалось бы, взаимоисключающих концептов. Здесь присутствует и идея социального равенства, в частности, как отрицание значимости этнокультурных различий (“нет ни иудея, ни эллина”), но также и идея социального неравенства “пастыря” и ”овец”, реализуемая в том числе и в этнокультурном пространстве.

Этим примером я хочу показать ту причудливость конкретных социокультурных форм, появление которых нельзя объяснить некоторым единым образом. Единый язык для отображения исторического процесса, собственно, потому и нужен, что своеобразие различных исторических линий развития может быть адекватно описано лишь на основе некоторого концептуального единства. Вместе с тем в истории значимыми оказываются не те или иные идеологемы, не те или иные содержания сознания субъектов, но именно процессы деятельности, в которые соответствующие идеи включены как их собственный компонент.

Социальная философия и проблема онтологии

Осознать это мешает так называемый “субъектоцентризм”, т.е. зависимость формирующихся идей, и, в конечном счете, самой картины мира от социально-практической, а отсюда и от познавательной позиции субъекта. Субъектоцентризм может проявляться на самых различных уровнях, например, классовом, этническом, цивилизационном. Хорошие примеры этого – европоцентризм, китаецентризм и т.д. Учет феномена субъектоцентризма позволяет отрефлексировать познавательные позиции и, не отвергая ту или иную картину реальности как иллюзорную, отнести ее тем не менее к определенному субъекту, интерпретировать ее не просто как  “субъективную”, но как “субъектную”. А это неотрывно связано с отнесением ее к определенной системе деятельности, т.е. к процессу взаимодействия субъектов.

Например, во время театрального спектакля можно выделить взгляд актера, который фиксирует и партнера, и зал, и кулисы, но не так, как фиксирует все то же самое взгляд режиссера из-за кулис. Добавьте сюда взгляд суфлера, взгляд зрителя (который тоже можно разделить на взгляд из партера, из ложи и с балкона), и вы сможете представить себе все то многообразие картин, которое имеется в социальном процессе, подобно тому, как оно имеется в театральном представлении. Более того, все те “картины мира”, которые существуют у всех участников действа, называемого “театральное представление”, – все эти картины мира сами являются элементами, необходимыми функциональными звеньями целостного процесса, так что сознание различных субъектов создает единую картину реальности, состоящую из их взаимодополнительных картин, которую лишь надо отрефлексировать с более общих позиций.

А это значит, что все типы “картин”, в том числе и “наиболее общая” (“философская”) картина мира являются также лишь некоторыми субъектно-отнесенными образами, имеющими свои возможности и ограничения. Объективное значение каждой такой картины можно обнаружить лишь становясь в рефлексивную позицию относительно позиции данного субъекта. Именно так можно учесть социальную обусловленность всякой философской онтологии. Онтологию, взятую в единстве с ее социальным контекстом, можно обозначить термином “социальная онтология”. Иначе говоря, социальная онтология есть некая “картина мира”, изначально представленная как элемент той или иной социальной системы, а стало быть и требующая объяснения в рамках данного социокультурного целого, исходя из логики социальной позиции, на основе которой она в рамках данной системы как целого сформировалась.

Структура социальной философии

В рамках данного подхода философия есть наиболее общая рефлексия социальных систем (систем социальной деятельности). А социальная философия становится общим основанием системы философского знания. Соответственно, и социальная философия как единая наука приобретает более сложное строение, включая в себя сложную совокупность рефлексивно взаимосвязанных философских дисциплин.

Логика такого конструирования может быть представлена следующим образом. Восхождение от абстрактного к конкретному создает возможность построения ряда философских “предметов” через рефлексию понятия социальной системы “внутрь” и “вовне” себя. Оба этих рефлексивных движения тоже осуществляются двояко: в каждом из них фиксируется как тождественность, так и нетождественность системы с самой собой. В результате возникают четыре производных дисциплины.

Рефлексия системы в себя – в собственную тождественность – дает концепцию социальной системы или философско-социологическую теорию как таковую (общую или философскую социологию), о которой, в основном, и шла речь выше. Рефлексия системы в себя – в свою нетождественность – дает философию человека (или философскую антропологию). По существу это значит, что человек понятийно фиксируется как свое иное системы внутри ее самой, как ее внутренняя противоположность. Социальная система и человек находятся в отношении дополнительности, противоречивой  взаимообусловленности, которая и раскрывается в рамках философской антропологии.

Рефлексия системы вовне тоже реализуется двояко. Рефлексия в свою тождественность, каковой является само общество, ставит задачу рассмотреть общество, взятое в его развитии, и полагает философию истории как науку о прошлом и будущем, вообще – о логике развития социальных систем. Она может быть построена на понимании цивилизаций как “единиц” исторического процесса, находящихся в рефлексивных взаимодействиях между собой, когда именно взаимодействия являются источником саморазвития истории и всякая предопределенность ее, таким образом, отсутствует. Логика развития социальной формации выступает лишь как внутренняя логика развития отдельных социальных организмов, в своем социокультурном единстве образующих ту или иную цивилизацию. Именно рефлексия на межцивилизационном уровне является сегодня необходимым средством переосмысления существующего типа духовности.

Рефлексия системы вовне – в свою нетождественность – ставит задачу зафиксировать как свое иное социальной системы всю ту “внешнюю” эмпирию, которая обычно понимается как мир, природа, космос. Таким образом может возникнуть “философия природы”, но как производная от социально-философского подхода, когда природа должна быть осмыслена не просто как нечто внешнее, но как одновременно органически единое с обществом, единое и генетически, и функционально. Поскольку в реальности дело обстоит именно так, постольку можно полагать, что именно “социальная философия природы” даст возможность переосмыслить наши представления о мире, взглянуть на мир с новой точки обзора, – единого человечества, для которого объектом является прежде всего оно само, – благодаря его собственным внутренним субъект-субъектным различиям.

Это означает, что “субъект-объектное” взаимодействие между обществом и природой как бы снимается вовнутрь “субъект-субъектного” взаимодействия, становится его внутренним опосредованием. Так называемый “внешний мир”, природа при таком подходе тоже есть лишь момент сложной системы взаимодействий между такими социальными субъектами как цивилизации или, что то же самое, внутри единого человечества. Осознание нашей межцивилизационной дополнительности в рамках общечеловеческого единства, а также нашего единства с общим “домом” – природой, – как представляется,  и может стать духовным основанием для преодоления современного глобального кризиса.

Примечания

* Статья подготовлена в рамках работ, ведущихся по гранту РГНФ “Онтология социальности и методологические принципы гуманитарных исследований” (95-06-17695).

1 Программа действий. Повестка дня на XXI век. Женева. 1993.

2 Фофанов В.П. Социальная деятельность как система. Новосибирск, 1981.

3 Фофанов В.П. Категория “отдельное” и статус гуманитарных наук // Проблемы гуманитарного познания. Новосибирск. 1986; Он же. Методологическое значение социокультурного подхода в разработке новой концепции советского общества//Современные интерпретации социокультурных процессов. Кемерово. 1994.

© 1997 г. Новосибирский государственный университет