Создается впечатление, что, выделившись из природы, человек зафиксировал данный факт как бы на уровне генетического кода, и это нашло отражение в сознании в форме особого рефлексивного акта, обозначаемого понятием “Я”. Проще говоря, Я – это демаркационная линия, отделившая человека от природы в его сознании, и при этом характерная черта самого этого сознания. Поэтому нет ничего удивительного в том, что человек всю свою историю в той или иной форме противостоял и по мере накопления сил противоборствовал природе, мучительно думая о том, как ее победить, как навязать ей свои законы.

Но вот сегодня, пока еще исподволь, началась перестройка мировоззрения. Во все сферы нашей жизни властно вторгается фактор окружающей среды, и мы все чаще говорим об экологии с тревогой и болью. Более того, мы все настойчивее говорим об экологизации производства, науки, просвещения, культуры в целом, об экологическом мышлении, экологическом сознании и мировоззрении. На наших глазах рождается целая экологическая философия, которой предстоит сыграть фундаментальную роль в следующем тысячелетии. То традиционное философское мировоззрение, которое захватило в свою орбиту значительную часть современной человеческой культуры и которое на протяжении долгих веков задавало нам определенную шкалу ценностей в системе общество – природа, не смогло защитить человечество от угрозы глобального экологического кризиса, и уже в этом видна его ущербность. Значит, мировоззрение это должно измениться, не может не измениться, если человечество хочет выжить. Ниже мы обозначим лишь некоторые штрихи экологического мировоззрения, его философские основания. Само же здание нового мировоззрения еще предстоит строить.

Сам термин “экология” возник и использовался примерно с середины прошлого столетия. Но лишь в конце XIX в. этот термин попал в большую науку благодаря немецкому биологу Э.Геккелю, издавшему в 1886 г. труд “Всеобщая морфология организмов”. В этом труде экологией названа наука об отношениях организмов к окружающей среде. Причем окружающую среду Геккель понимал как совокупность всех условий существования организма. Вне окружающей среды, считал он, организм существовать не может.

Таким образом, можно сформулировать следующий обобщенный экологический принцип: всякий объект сохраняет свои структурные и функциональные свойства лишь при определенных значениях параметров внешней среды. В этом смысле существование оказывается относительным. Оно определено относительно данной среды.

В квантовой физике близким по духу к принципу Маха (а точнее, к экологическому принципу) является принцип дополнительности Бора, утверждающий органическую зависимость поведения микрообъекта от макрообстановки (средств наблюдения), которая, в сущности, выступает фактором окружающей среды для данного микрообъекта. В большинстве своих работ Н.Бор рассматривал дополнительность как проявление специфической целостности квантовомеханических явлений, когда “взаимодействие между измерительным прибором и объектом составляет нераздельную часть явления” [2]. В этой нераздельности легко просматривается фундаментальный характер отношений частица-среда (см. об этом также нашу работу “Функциональный подход в современном научном познании” [3]).

В свою очередь, экологию можно было бы понимать как науку об отношении объектов любой природы с окружающей их средой, как науку об условиях существования этих объектов, или, говоря философским языком, об условиях бытия вещей.

Таким образом, можно констатировать, что экология и история изучают два аспекта бытия вещей: пространственный и временной. У нас нет оснований отдавать предпочтение одному из этих аспектов. Всякая вещь существует в пространстве и времени. Изучая экологические и исторические условия и причины существования вещей, мы достигаем необходимой полноты в описании картины бытия.

И только мир в целом, где нет ни экологической, ни исторической обусловленности, существует вечно. А если говорить более точно, то придется признать, что к этому случаю попросту неприменимо понятие времени существования. С равным основанием его можно было бы принять равным нулю, что как раз соответствует логической альтернативе – “мир не существует”. Нуль, как известно, есть обратная сторона бесконечности и, подобно последней, не является количественной мерой вещей.

Если представить себе общество как целостный организм с некоторым заданным социальным генотипом, то исторический процесс рано или поздно приведет к возникновению и все большему нарастанию противоречий между обществом и окружающей природной средой. В конечном счете создается ситуация, когда необходимые условия существования общества, которых требует его социальный генотип, не совпадут с реальными экологическими условиями существования. В этом случае общество в соответствии с общим законом конечности бытия всякого конечного объекта оказывается нежизнеспособным и обреченным на гибель. Удлинить сроки своего существования оно может лишь в условиях нежестко определенного социального генотипа, т.е. при отсутствии жесткой исторической предопределенности общественного бытия.

Уже сама возможность корректировать сроки своего существования обязывает нас вплотную заняться изучением условий общественного бытия во всей их полноте. Этим как раз и занимается особая, недавно возникшая наука – социальная экология, которую можно было бы для краткости называть также экосоциологией. Иногда экосоциологию отождествляют с экологией человека. Это не совсем правильно. Это все равно, что смешивать аутоэкологию (экологию особи) с синэкологией (экологией популяций, сообществ). Экология человека – это экология человеческой особи, т.е. наука об условиях существования индивида, тогда как экосоциология – это экология человеческих популяций, обществ, т.е. наука об условиях существования социальных систем. Вещи, как видим, разные.

Сделаем еще одно важное замечание. Экосоциология и экология человека несводимы к экологии биологических и тем более физических систем. Если в неживых системах единство со средой обусловливается, как уже говорилось ранее, факторами полевого обмена, а в живых системах к этому добавляется фактор обмена веществ, то в системах, наделенных сознанием, появляется еще один фактор – информационный обмен, и вся картина резко усложняется.

Если бы люди были подобны муравьям и действовали сообразно биологической генетической программе, то положение общества было бы менее рискованным. Срок его существования был бы отмерен медленно протекающими процессами естественной эволюции в окружающей природной среде. Теперь же мы, преобразуя природу на свой лад, сделали экологический фактор более динамичным и тем создали предпосылки для более ранней своей гибели.

В принципе общество способно заниматься корректированием своего исторического генотипа (чего не может делать биологическая система), и в ходе эволюции не однажды пользовалось этой своей способностью – меняло тип своего устройства. Но происходило это опять-таки под давлением экономических и политических интересов, а не под влиянием экологического фактора. Роль экологического фактора, как правило, недооценивалась общественным сознанием. Лишь в XVIII – XIX вв. в работах Ш.Монтескье, Г.Т.Бокля и их последователей, образовавших известную школу географического детерминизма в социологии, была предпринята массированная попытка привлечь внимание исследователей к анализу природных условий общественного бытия [4]. Взгляды представителей этой школы подвергались решительной критике со всех сторон, в том числе со стороны марксизма. Лишь сегодня мы стали понемногу понимать, что, создав общество определенного типа, мы можем заложить основы для будущих экологических потрясений. Если формирование общественных укладов происходит стихийно под влиянием каких-то иных факторов, не связанных с экологией, то возникновение экологических противоречий становится практически неизбежным, причем они возникнут тем скорее, чем выше техническая оснащенность общества.

В реальной исторической практике, по существу, так и было (и во многом продолжает быть). Социальная история не считается с социальной экологией. Более того, она устами многих ученых провозглашает свои законы объективными, забывая о том, что экологические законы являются не менее объективными. А разве не объективны законы, по которым живет человеческий организм? И разве это мешает человеку подчинить свое поведение сознательным установкам? Так же обстоит дело и с социальной историей. Даже если допустить, что тот или иной тип общественного устройства складывается под влиянием прежде всего экономических факторов, то отсюда вовсе не следует, что эти факторы не могут быть изменены сознательными установками человека. Социальная история должна быть управляемым процессом, иначе она обязательно зайдет в экологический тупик.

Экономический детерминизм в понимании социальной истории возникает из абсолютизации особенностей прошлой истории, которая действительно имела стихийный характер (в силу стихийного роста производительных сил) и потому казалась чуть ли не фатальной. Конечно, упомянутые особенности можно возвести в ранг объективных законов, но это нисколько не мешает человеку сознательно строить свое историческое поведение, и в частности выбирать историческую траекторию, огибающую экологические или какие-то иные препятствия.

Марксизм, взяв на вооружение концепцию экономического детерминизма, придал ей более утонченный характер, позволив людям активно воздействовать на экономические отношения в определенные моменты истории. Но и теперь природа оставалась всего лишь экономическим ресурсом. За ней не признавалось права выставлять свои требования к организации экономического базиса. Да никто толком и не знал, в чем, собственно, состоят эти требования. Всякие социальные перестройки, с точки зрения марксизма, возникают из разлада, нарушения соответствия между производительными силами и производственными отношениями, но не из разлада с природой. Сознательная (планомерная) перестройка становится возможной лишь в условиях социализма, но и она нацелена лишь на достижение соответствия производственных отношений характеру и уровню развития производительных сил. При этом сами признаки соответствия (или несоответствия) оказываются весьма неотчетливыми. Исторический же опыт свидетельствует о том, что один и тот же уровень производительных сил может быть совместимым с довольно широким спектром производственных отношений. Причем на всем протяжении этого спектра возможны относительно стабильные, долговременно существующие общественные уклады.

Тот же опыт свидетельствует и о другом: в недрах экономического базиса мы не находим объективно действующих механизмов, контролирующих уровень экологической напряженности. Как это ни странно, но мы не знаем закона, требующего приведения во взаимное соответствие производственных и социоприродных (экологических) отношений. Производительные силы биосферы могут истощаться на фоне разрастающихся производительных сил общества. Как это предотвратить, марксизм, к сожалению, не знает, если не считать расплывчатого положения о том, что преодоление антагонистических противоречий в обществе снимет некоторым образом и противоречия между обществом и природой. Увы, 70 лет социализма в СССР не оправдали этой надежды.

Надо сказать, что в социальной истории был довольно длительный период, когда человек во многих своих действиях ориентировался на природные факторы, согласовывал свои устремления с явлениями в природе, свою хозяйственную деятельность – с сезонной цикличностью, состоянием природных ресурсов. Природные силы и стихии человек обожествлял, сознательно им поклонялся. Все это способствовало сохранению природы, установлению с ней гармоничных отношений, – разумеется, в меру накопленных знаний о природе. Это был период языческой культуры, элементы которой сохранились до сих пор у многих народов Восточной Азии и Африки.

Радикальный переворот в ценностных установках произошел с возникновением и широким распространением монотеистических вероучений, а в Европе – с принятием христианства. Согласно принятому догмату боговоплощения, Иисус Христос совмещает в личностном единстве как божественную, так и человеческую сущность во всей их полноте. Тем самым христианство как бы приблизило человека к Богу, вознесло человека над остальным тварным миром. Поклонение природным силам было заменено поклонением Богу как личности, по образу и подобию которой сотворен и сам человек. В рамках христианской культуры природа ставится как бы в услужение человеку, его потребностям. Покорение природы становится естественным правом человека, а развитие науки и техники дает ему в руки и необходимые для этого средства.

Как видим, противоречия между обществом и природой закладываются не столько в производственных отношениях, сколько в мировоззренческих установках, которые могут затем переводиться на язык экономики, превращаясь таким образом в материальную силу. Сила эта многократно умножается техническим прогрессом.

3. См.: Марков Ю.Г. Функциональный подход в современном научном познании. Новосибирск, 1982. С. 29 – 32.

4. См.: Марков Ю.Г. Экоразвитие: концептуальные предпосылки. Новосибирск, 1994. С. 11 – 15. (Препринт).