У 1997 г.

ИНСТИТУТ ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОЙ БИОЛОГИИ
И МЕДИЦИНЫ СО АН СССР: СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ

Н.А.Куперштох

В медицинских кругах России и других стран хорошо известен Новосибирский научно–исследовательский институт патологии кровообращения. До 1990г. его возглавлял академик АМН, кардиохирург Евгений Николаевич Мешалкин, проработавший здесь до последних своих дней. Институт был создан в 1957 г., а современное свое название получил в 1967 г., уже находясь в составе Министерства здравоохранения РСФСР. В настоящее время институт представляет собой единственный за Уралом комплексный кардиохирургический и кардиологический центр, опыт работы которого нашел широкое распространение благодаря оригинальным способам лечения больных сердечно–сосудистыми заболеваниями.

В 1957 г., когда определялась структура Сибирского отделения, академик С.А.Христианович, один из активных организаторов научного центра, предложил Е.Н.Мешалкину, ученику знаменитого хирурга А.Н.Бакулева, написать обоснование и концепцию института, который предполагали создать под будущего директора. Е.Н.Мешалкин в свои 42 года был известным хирургом, который 10 лет проработал в клинике Бакулева и делал удачные операции при пороках сердца. Во время операции он спас жизнь своему учителю Бакулеву, о чем в своих воспоминаниях с благодарностью пишет В.Бакулева [1].

Е.Н.Мешалкин представил оригинальную концепцию будущего института. Впервые в стране предполагалось объединить в одном научно–исследовательском учреждении современные междисциплинарные исследования в теоретических областях физики, химии, биологии, физиологии, а результаты теоретических наработок использовать в практической медицине, для чего создавался клинический отдел, в котором должны были работать практикующие хирурги.

Институт формировался из московских специалистов, которые до мая 1960г. работали в Москве, а затем перебрались в Новосибирск. В числе тех, кто начал работать вместе с Мешалкиным в новом институте, были И.А.Медведев, Л.А.Микаэлян, В.И.Францев, В.С.Сергиевский, С.С.Брюханенко, Ю.В.Дроздова, В.Никифоров и др. Институт, еще не имея своего здания, сумел развернуть исследования по нескольким направлениям: хирургии сердца, изучению клещевого энцефалита, вирусного гепатита и др. В течение 1958 – 1960 гг. сотрудники института объехали 51 город страны с целью выявить кардиологических больных. Составлялась картотека будущих пациентов, с тем чтобы при создании нормальных условий для работы их можно было пригласить на лечение. В планах директора было также организовать высококвалифицированное медицинское обслуживание жителей Академгородка [2].

Новый институт быстро приобретал популярность у сибиряков. Успешные операции на сердце и большая профилактическая работа среди населения по предупреждению развития кардиологических заболеваний принесли его директору заслуженное признание: в 1960 г. Е.Н.Мешалкин одним из первых ученых Сибирского отделения стал лауреатом Ленинской премии [3]. Среди его пациентов были и весьма влиятельные люди, которые считали, что институт–клиника нуждается в скорейшем оснащении современными приборами и квалифицированными кадрами. Мешалкин был практикующим хирургом и, являясь директором института, спланировал его кадровый состав таким образом: 900 чел. должны были работать в клиническом отделе, а 300 – в теоретическом. В соответствии с концепцией Сибирского отделения, все институты формировались “под директора”, и потому Мешалкин мог позволить себе такую “роскошь”. Пропорционально кадровому составу должно было распределяться и финансирование между теоретическим и клиническим отделами. Под клинический отдел в Академгородке начали возводить специальный корпус по индивидуальному проекту, который должен был стать крупной клиникой для обследования и лечения пациентов.

В теоретическом отделе работала жена одного из основателей Сибирского отделения академика С.Л.Соболева – Ариадна Дмитриевна Соболева. По воспоминаниям современников, это была энергичная женщина, мать семерых детей, которая защитила докторскую диссертацию и “которой до всего было дело” [4]. Естественно, что Ариадна Дмитриевна рассказывала о деятельности Мешалкина–директора и внутриинститутских проблемах своему супругу, который мог, в свою очередь, проинформировать М.А.Лаврентьева. Очень скоро “перекос” в выделении институту финансов и оборудования в пользу клинического отдела стал тревожить и самого М.А.Лаврентьева. В начале 1961 г. он вызвал Е.Н.Мешалкина и потребовал усилить теоретические исследования в соответствии с академическим профилем института. “Мне было сказано, – вспоминает Е.Н.Мешалкин, – что все наши заявки СО АН не может удовлетворить,  так как они слишком велики,  и вообще наш институт очень дорогой” [5].

Однако Мешалкин не торопился сворачивать направление, которым он занимался, и сосредоточиться в основном на теоретических исследованиях. Продолжались экспериментальные исследования по регенерации и трансплантации органов, по физиологии кровообращения, которые уже приносили хорошие результаты. А Лаврентьев получал все новые и новые доказательства “своенравности” профессора Мешалкина. В начале 1962 г. состоялся нелегкий разговор между двумя сильными личностями, в ходе которого выяснилось, что никто не собирается отступать. М.А.Лаврентьев настаивал на переходе института на теоретические исследования, Е.Н.Мешалкин защищал сферу своих интересов. При разговоре Мешалкин прямо сказал Лаврентьеву о том, что он думает по поводу “информбюро” из жен академиков и отстаивал свое право директора руководить институтом [6].

С этого времени отношения между Лаврентьевым и Мешалкиным приобрели острый характер. М.А.Лаврентьев стал повторять на заседаниях Президиума СО РАН, что “задумка с этим институтом оказалась неудачной”. 3 апреля 1962 г. бюро Президиума приняло решение “О недостатках в подборе и расстановке кадров в учреждениях СО АН СССР”, в котором предписывалось создать комиссию по проверке подбора и расстановки кадров в Институте экспериментальной биологии и медицины (ИЭБиМ) в связи с бесконтрольностью в приеме непроверенных и непригодных сотрудников. В октябре 1962 г. этому институту были изменены лимиты численности персонала с 850 до 807 чел., а в ноябре принято протокольно (без обнародования) решение бюро Президиума закрыть вакансии по ИЭБиМ в количестве 103 штатных единиц, соответственно уменьшив лимиты численности [6].

21 декабря 1962 г. бюро Президиума СО АН заслушало информацию М.А.Лаврентьева о реорганизации Академии наук СССР. Суть реорганизации заключалась в следующем: предполагалось передать часть научно–исследовательских учреждений АН СССР, занимающихся отраслевыми и прикладными исследованиями, в ведомства по профилю их деятельности. Необходимо заметить, что аналогичная структурная перестройка АН СССР в 1961 г. миновала Сибирское отделение как находившееся в стадии организации. В 1962 г. на СО АН пришла “разнарядка” по выделению НИУ, ведущих преимущественно прикладные исследования. М.А.Лаврентьев подчеркнул, что такая передача освободит институты от чисто прикладной тематики и позволит сосредоточить усилия на общетеоретических вопросах [7].

Так ли это было на самом деле? Документы свидетельствуют, что реорганизацию сети НИУ в Сибирском отделении использовали в том числе и для того, чтобы, во–первых, освободиться от “старых” институтов, которые достались Отделению в наследство от филиальских структур Академии наук СССР и которые оказалось проще вывести за рамки СО АН, чем реформировать, и, во–вторых, “наказать” тех руководителей НИУ, которые по той или иной причине не устраивали руководство Отделения.

В числе последних оказался и Е.Н.Мешалкина. На заседании бюро Президиума было объявлено, что руководство СО АН считает целесообразным закрыть ИЭБиМ с передачей клинической части Министерству здравоохранения РСФСР, а теоретической – Новосибирскому университету, медицинскому институту и институтам Новосибирского научного центра, близким по профилю. Е.Н.Мешалкина освободили от обязанностей директора [8]. Таким образом, конфликт М.А.Лаврентьева с Е.Н.Мешалкиным предопределил судьбу института.

Решение о передаче (а фактически – расформировании) этого института вызвало широкий резонанс среди научной общественности. На районной партконференции 25 декабря 1962 г. первый секретарь Советского РК КПСС М.П.Чемоданов на многочисленные вопросы делегатов о причинах освобождения Е.Н.Мешалкина от должности отвечал следующим образом: “Относительно освобождения профессора Мешалкина было заключение комиссии, которая проверяла положение дел, и было принято решение считать целесообразным сосредоточить усилия профессора Мешалкина на руководстве клинической частью в качестве заместителя директора по науке. Это заключение было принято единодушно в бюро Президиума СО АН СССР”.

Однако присутствовавший на этой конференции сотрудник ИЭБиМ И.А.Медведев так прокомментировал ситуацию: “Сейчас дело изображается таким образом, что институт передается в соответствующие ведомства вместе с рядом других институтов. Тогда это принимает форму естественности и законности, хотя делать этого нельзя было. Наш институт уникален, такого нет не только в Союзе, такого нет нигде в мире. Сейчас теоретиков отделяют от хирургов, директор снят, и судьба института не ясна. Мы, конечно, можем уехать обратно в Москву, у нас у всех там кровные связи, но мы приехали сюда для того чтобы работать, а не для того, чтобы уезжать. Школа хирургов и специалистов–кардиологов может погибнуть, а создать ее очень трудно. Ее начал создавать еще в 1926 г. проф. С.И.Спасокукоцкий. Мы считаем, что развал школы – это антигосударственное дело, и Советский Союз лишится крупной школы, а это не в нашу пользу” [9].

Были и другие, “заказные”, выступления. Так, один из сотрудников Института гидродинамики, директором которого был М.А.Лаврентьев, заявил следующее: “Я не специалист в медицине, но мне кажется, что направление хирургии – это одно из старых направлений развития медицины. Сейчас наука бурно развивается, возникают все новые и новые направления, и если институт закоротить на одно направление, то он может быстро отстать. Сейчас в биологии появляется много других, чрезвычайно важных для государства направлений, поэтому закоротить институт одной узкой областью было бы неправильно. У нас есть Академия медицинских наук, она занимается вопросами хирургии, и целесообразно было бы сосредоточить хирургические исследования в ее стенах, передав туда часть хирургического Института экспериментальной биологии и медицины” [10].

Такая точка зрения была довольно распространенной среди жителей Академгородка. Надо сказать, что для нее имелись определенные поводы. Действия теоретиков и практиков не всегда были должным образом скоординированы, прежде всего из–за отсутствия методик сотрудничества медиков с математиками и физиками. Но обвинять институт в том, что он занимается только хирургией, все же не было оснований.

Далее события развивались крайне драматично. Поняв, что институт вряд ли удастся оставить в составе СО АН, Е.Н.Мешалкин и его сотрудники попытались сохранить то, что раньше никем не оспаривалось: новый корпус, который специально был построен для Мешалкина по особому проекту и уже был оснащен дорогостоящим оборудованием. То, что в Сибири создан уникальный институт, понимали и члены Президиума Сибирского отделения АН СССР, которые призывали не торопиться с передачей ИЭБиМ другому ведомству. Стенограмма заседания Президиума 26 декабря 1962 г. отразила спектр мнений об институте Мешалкина:

М.А.Лаврентьев: Задумка с этим институтом: иметь синтез биологических исследований с дальнейшим их непосредственным апробированием в клинике – к сожалению, не получилась. На сегодня институт имеет чисто хирургическую часть и биологическую, но они изолированы друг от друга. Мое предложение: медицинскую часть передать Минздраву, а биологию оставить в составе СО АН.

Е.Н.Мешалкин: Мы занимаемся физиологией кровообращения, а не хирургией! И наши исследования пока мало кому понятны. Но полеты в космос человека говорят о необходимости исследований на молекулярном уровне. Пока что у нас собираются отобрать и отдать Вычислительному центру здание клинического отдела. Это здание специально строилось как клиника, оснащено специальным оборудованием. Я прошу оставить это здание институту.

С.А.Христианович: Заслугой СО АН было то, что мы привлекли сюда специалистов, в том числе и в институт Мешалкина, в результате чего он превратился в мощную клинику – центр не только Сибири, но и страны. Закуплено импортное оборудование, сделаны уникальные операции. Был спроектирован и строится первый фактически по–настоящему оснащенный институт–клиника в Союзе, на которую с восхищением и завистью смотрели крупнейшие специалисты Москвы и Ленинграда. Не могу сказать, где этому институту будет лучше, – может быть, в этой сложившейся трудной ситуации институту лучше будет в ведомстве Министерства здравоохранения. Но вопрос с новым корпусом мы решать здесь неправомочны, это большой государственный вопрос, так как на строительство затрачены огромные средства.

Ю.И.Бородин, и.о. директора ИЭБиМ: Единого института нет. Но вопрос о будущем института надо решать осторожно. Институт был задуман блестяще – сочетание теории с внедрением в практическое здравоохранение. То, что задуманное реализовалось не в полной мере, – еще не повод передавать его в другую организацию. За таким решением стоят судьбы многих людей. Необходимо создать авторитетную комиссию, чтобы все решить правильно” [11].

М.А.Лаврентьев настаивал на том, чтобы институт как можно скорее был реформирован, а его клинический отдел вместе с Мешалкиным выведен из состава Сибирского отделения. Специализированный корпус институт так и не получил. Часть здания была отдана Вычислительному центру, часть – университету и другим нуждающимся организациям. Мешалкин оказался в очень трудном положении: у него не было здания, не ясна была будущая ведомственная принадлежность, не ясно было, удастся ли вообще сохранить хотя бы часть института. В Новосибирске побывали комиссии из Министерства здравоохранения РСФСР и Академии медицинских наук СССР. Ведомства не хотели принимать в свой состав “ободранный” институт – без здания, без специалистов, без оборудования. Мешалкин вынужден был обратиться в высокие инстанции с требованием, чтобы Сибирское отделение выделило финансирование на строительство корпуса для института. Однако М.А.Лаврентьев не собирался этого делать.

Вот как вспоминает об этом периоде бывший тогда секретарем Новосибирского обкома КПСС М.С.Алферов: “В конфликт были включены обком партии, отдел науки ЦК КПСС, Госкомитет по науке и технике, Академия наук СССР, министерства здравоохранения СССР и РСФСР и даже секретарь ЦК КПСС Л.Ф.Ильичев. Конфликт продолжался не один год и зашел в тупик. Наконец дело дошло до Председателя Совета Министров СССР А.Н.Косыгина. С академиком Лаврентьевым нам довелось быть на приеме у Алексея Николаевича. На столе у него лежала наша справка, слушая Лаврентьева, он ее перелистывал. Беседа была короткой, точнее, не беседа, а деловой и весьма конкретный разговор. Единственный вопрос он задал: а не придется ли нам завтра еще один институт выводить из системы Академии наук? Он предложил перевести институт в ведение Министерства здравоохранения РСФСР, а для его строительства выделить материальные и финансовые ресурсы из средств Академии наук СССР” [12].

Несмотря на то, что и у самого Мешалкина, и у института были очень влиятельные и авторитетные защитники, рычаги воздействия на властные структуры, которыми располагал Лаврентьев, оказались мощнее: деньги на строительство здания для института Мешалкина Академия наук СССР так и не выделила. Средства были получены по другому каналу, за счет сумм, заработанных на ленинском субботнике. Определилась наконец и ведомственная принадлежность Института экспериментальной биологии и медицины: в 1963 г. он был передан в состав Министерства здравоохранения РСФСР. Е.Н.Мешалкина восстановили в должности директора.

То, что действия М.А.Лаврентьева были направлены прежде всего против Мешалкина, а не против института как такового, подтверждает следующее обстоятельство. Из СО АН в Министерство здравоохранения РСФСР была передана только часть персонала, в основном это были практикующие хирурги из отдела, который возглавлял Е.Н.Мешалкин. Большая часть сотрудников – 137 чел. – по решению Президиума СО АН от 4 января 1963 г. были переведены в составе восьми лабораторий в Институт цитологии и генетики. Сектор медицинской географии ИЭБиМ (18 чел.) был передан Биологическому институту СО АН [13].

Уже через год был поставлен вопрос об организации на базе переданных в Институт цитологии и генетики лабораторий Института физиологии. В Новосибирск пригласили академика В.Н.Черниговского, который возглавлял в АН СССР Объединенный научный совет “Физиология человека и животных”. Ознакомившись с наработками бывшего отдела ЭБиМ, он вышел с предложением в Президиум АН СССР о создании в Сибирском отделении Института физиологии. На пост директора будущего института была предложена кандидатура профессора А.Д.Слонима из Института физиологии им. И.П.Павлова [14]. Вскоре А.Д.Слоним переехал в Новосибирск вместе с группой сотрудников и возглавил новый институт.

Таким образом, Сибирское отделение избавилось от “вредного” Мешалкина, фактически воссоздав институт под другим названием и заменив директора. Выиграло ли оно при этом, освободившись от “прикладной” тематики ИЭБиМ? Нет, скорее, проиграло. Мешалкин сумел возродить институт, развернуть задуманное дело, несмотря на трудности и препятствия. Он создал научную школу, институт вошел в число мировых центров медицины. Население же Новосибирского научного центра осталось без квалифицированного медицинского обслуживания, так как первоклассные медицинские кадры клиники Мешалкина перешли в другое ведомство. А в целом проиграла наука. Следствием личного конфликта двух людей стало разъединение кооперации ученых из разных научных сфер. Эта кооперация начинала успешно развиваться в ИЭБиМ и могла дать в недалеком будущем блестящие результаты.

 

Литература

1. Бакулева В. Сын крестьянский // Наука и жизнь. 1990. № 11. С. 53.

2. Личный архив автора. Воспоминания Е.Н.Мешалкина. Запись от 27 декабря 1994 г.

3. Академия наук СССР. Сибирское отделение. Хроника. 1957–1982 гг. Новосибирск, 1982. С.41.

4. Кочина П.Я. Наука. Люди. Годы. Воспоминания и выступления. М., 1988. С. 217.

5. Личный архив автора. Воспоминания Е.Н.Мешалкина. Запись от 26 декабря 1994 г.

7. Научный архив Сибирского отделения РАН (далее – НАСО). ф.10. оп.3. д.252. л.11. д.255. л.413 – 414. д.246. л.87.

8. НАСО, ф.10. оп.3. д.336. л.131.

9. НАСО, ф.10. оп.3. д.256. л.233–235.

10. Государственный архив Новосибирской области (далее – ГАНО). ф. П–269. оп.1. д.81. л. 81, 84.

11. ГАНО, ф. П–269, оп.1, д.81, Л. 99 – 100.

12. НАСО, ф.10. оп.3. Д.246. Л.329 –357.

13. Вечерний Новосибирск. 1989. 24 апр.

14. НАСО, ф.10. оп.3. Д.355. Л.230.

15. НАСО, ф.10. оп.3. Д.345. Л.359. Д.413. Л.281.

 

Институт истории
Сибирское отделение РАН
630090 Новосибирск 90
пр. Акад. Лаврентьева, 17